Борюсю дважды колотили на улице. Галя интересовалась у мужа:
— Не твоих рук дело?
— С ума сошла? — отвечал Чурбанов. — Я б с первого раза прибил. Он бы на своем драндулете просто попал в аварию.
— Ну да, логично, — соглашалась Галя.
Знаю, у Буряце были долги. Ему постоянно звонили, и он что-то решал. Однажды говорит:
— Там такая лав-стори, что тебе лучше не знать!
— Какая у тебя лав-стори еще? — удивляюсь.
— Лавэ — это деньги по-цыгански!
Скорее всего, и колотили его из-за этих самых лавэ.
Боря совсем потерял страх, чувствуя себя под защитой Брежневой. Втянул ее в спекуляцию бриллиантами: Галя приобретала их для него на заводе под Минском, пользуясь своим положением. Сейчас в этом нет криминала, а по тем временам, конечно, грозила статья. Но Брежнева это преступлением не считала: «Сами виноваты — ничего нет в магазинах, вот люди и вертятся». Она это делала только ради Бори, самой ей абсолютно не было нужно.
Однажды Арчил Гомиашвили надумал подарить жене украшение и встретился по этому поводу с Буряце. Заодно Боря решил посоветоваться с ним по своим делам: ему предложили большие деньги, если привлечет Галины связи и поможет сократить тюремный срок какому-то дельцу-цеховику. Буряце хотел понять, стоит ли ему в это ввязываться.
— Ты хороший парень, но у тебя есть плохая подруга... — начал Арчил.
— Кто, Галя? — удивился Боря.
— Нет, жадность. Ты плохо кончишь... И себя погубишь, и Галю за собой потянешь.
Вскоре после встречи с Арчилом ко мне обратился Галин муж. Юрий Чурбанов пригласил в свою машину и заговорил о любовнике жены:
— Скажи Буряце, чтобы уезжал за границу и не возвращался, иначе его арестуют. — Как лишить Брежневу любимого мужчины? Она ранена столькими разрывами, а в этом я лично должна принять участие! Чурбанов обрисовал и мои безрадостные перспективы: — Ты подруга Гали, он откровенничает при тебе, значит, ты свидетель. И если понадобится, подпишешь любые показания против него, не захочешь — заставят. Так что в твоих интересах, чтобы он из-за границы не возвращался. Моего имени не называй — скажи, что с тобой встретился высокопоставленный человек и рекомендовал уехать.
От отчаяния и безвыходности положения я расплакалась.
— А чего ты плачешь? — удивился Чурбанов.
— Ну, мне вас жаль, — брякнула я.
— Ты что, меня оплакиваешь? Я самый счастливый человек на свете — меня любит лучшая женщина!
Так и не поняла, о Гале речь или о другой даме. Брежнева мне говорила, что у него тоже давно на стороне кто-то есть.
Я оказалась в тупиковой ситуации. Мама испугалась пуще моего: «Запрещаю с ними общаться. Не лезь в это — окажешься между молотом и наковальней. Соврешь, что это не Юра, они решат, что Леонид Ильич. А если правду расскажешь — подведешь Чурбанова. Виноватой окажешься в любом случае».
