Впервые Фоменко поставил пушкинскую повесть «Пиковая дама» на телевидении в 1970 году. Графиню играла прима Ермоловского театра Эда Урусова, Германна — Эйбоженко, Сен-Жермена — Калягин. Поскольку спектакль шел в прямом эфире, у Петра Наумовича было к нему много претензий.
Следующую попытку муж предпринял в середине восьмидесятых со студентами ГИТИСа — с курсом, на котором учился Сергей Женовач. А спустя еще десять лет, в 1996-м, поставил «Пиковую даму» в Вахтанговском. Роль Графини отдал своей любимице Люде Максаковой (другие варианты даже не рассматривались), Германна — тогда еще совсем молодому Евгению Князеву.
В последний раз к повести Пушкина Петр Наумович обратился в 2000 году во Франции — поставил «Пиковую даму» со студентами Парижской консерватории, которым преподавал режиссуру и актерское мастерство. Я видела все спектакли и могу сказать: в них не было повторения, цитат из себя предыдущего — каждый раз Фоменко создавал нечто новое.
Петр еще только замышлял постановку в Вахтанговском, когда в продолжение какого-то разговора процитировал эпиграф к одной из глав «Пиковой дамы». Я заметила с иронией:
— Ну, эпиграф ты знаешь, а вот если бы всю главу прочел наизусть...
И он начал читать! Когда глава закончилась, предложил:
— Хочешь, прочту наизусть всю повесть?
С третьей постановкой «Пиковой дамы» косвенно связано одно из самых тяжких испытаний — для Пети, меня и всех, кто его любил. Вахтанговцы повезли спектакль в Санкт-Петербург, первый же показ имел огромный успех, отмечая который, артисты и режиссер устроили вечер с выпивкой. Наутро у Фоменко случился обширный инфаркт. В то время я уже окончательно перебралась из Питера в Москву, куда мне и позвонили Люда Максакова и помощник режиссера Наташа Меньшикова: «Приезжайте, мы будем вас встречать».
Помню, как сжалось сердце, когда увидела Петю на больничной койке — обвешанного проводами и датчиками, с кислородной маской на лице...
Поселилась у своей подружки Лены Матусовской и в течение полутора месяцев каждое утро как на работу ездила в НИИ кардиологии. За это время Петя умирал восемь раз — врачи констатировали клиническую смерть. Чего мы только не делали, чтобы удержать его на этом свете: заказывали молебны в храмах и монастырях, приводили даже экстрасенса. Но спасали Петра, конечно, доктора, всякий раз возвращавшие его к жизни.
После выписки вернулись в Москву, зная, что нужна срочная операция. Но соскучившийся по работе Петя сразу начал подготовку к новому спектаклю на сцене Театра Вахтангова — «Воскрешение, или Чудо святого Антония» по пьесе Метерлинка. В один из первых дней у него случился тяжелый сердечный приступ. К счастью, вскоре в театр — по-моему, на какую-то премьеру — пришел Виктор Степанович Черномырдин, в ту пору — председатель правительства Российской Федерации. В антракте ему стали показывать вывешенные в фойе фотографии. Высокий гость задержался у портрета Фоменко:
— Хороший режиссер. Видел его «Пиковую даму» и «Без вины виноватые».
— Да, вы правы, — согласился директор театра. — Но сейчас Петр Наумович очень болен, ему нужна срочная операция на сердце. За границей. Таких денег нет ни у семьи, ни у нас.
— Это мы решим, — пообещал Черномырдин — и сдержал слово.
Мы поехали в Ганновер. Операция по шунтированию прошла успешно. Спустя несколько недель после возвращения из Германии Фоменко появился дома в приподнятом настроении: «Представляешь, иду утром к остановке и вижу — троллейбус вот-вот тронется. И вдруг побежал! Вскочил в салон, прислушался к себе: сердце не болит, дыхание ничуть не сбилось!»
