Андрюс — художник, и кажется, неплохой. Но как все творческие люди, частенько сидел без работы. Отец помогал ему материально до самых последних дней. Когда Пети не стало и зашел разговор о наследстве, Андрюс повел себя очень благородно: «Майя Андреевна, как вы решите — так и будет». Я не обидела: честно поделила деньги со счетов мужа и выплатила стоимость полагавшейся Андрюсу части квартиры. Знаю, что и он, и Аудроне, с которой мы познакомились только на похоронах, остались довольны.
...Мне, как и Пете, штамп в паспорте был абсолютно не важен, однако прожив вместе десять лет, все-таки пришлось расписаться. В середине семидесятых нам в Ленинграде дали квартиру, а регистрировать в ней — как не состоящих в браке — отказались.
Для Фоменко питерская «двушка» стала первым нормальным жильем. В Москве они с мамой Александрой Петровной и «вечной няней» Варюшей ютились в четырнадцатиметровой комнате коммуналки недалеко от французского посольства. Кто-то из троих всегда спал на матрасике на полу.
И к маме, и к Варюше Петя относился с такой нежностью, какую встретишь нечасто. Александра Петровна была необыкновенной женщиной: высокая, красивая, прекрасно знала русскую и зарубежную поэзию, хорошо разбиралась в классической музыке. Две эти страсти она передала и сыну — Петя окончил училище Ипполитова-Иванова по классу скрипки, а став режиссером, создавал спектакли, где музыка была неотъемлемой частью.
В самом начале тридцатых Александра Фоменко встретила военного музыканта Наума Элинсона, от которого в июле 1932 года родила сына. Вместе пара была недолго, но отношений не порывала — Наум Осипович изредка навещал Александру Петровну и Петю. Чаще, возможно, не мог, потому что работал заместителем инспектора военных оркестров и много ездил по стране. А в 1936-м, когда при Московской государственной консерватории был создан военный факультет, стал его первым начальником.
Муж рассказывал о детской обиде на отца, когда тот, побыв полчаса, садился в машину — и уезжал. Всякий раз Петя чувствовал себя брошенным. Особой душевной связи между ними никогда не было, но в день смерти Наума Осиповича произошло нечто мистическое.
Петя гулял во дворе и вдруг почувствовал, что на плечо легла рука отца. Даже оглянулся, решив, что тот приехал и неслышно подошел сзади. Однако за спиной никого не было. А вскоре выяснилось, что именно в эти минуты от лейкемии в Кремлевской лечебнице Наум Осипович умер.
Поскольку сотрудники Министерства внешней торговли, как впрочем и других государственных учреждений, тогда работали по двадцать часов в день, заботу о сыне Александра Петровна вынужденно поручила няне — милая девушка из Белоруссии присматривала за Петей едва ли не с самого его рождения. Варюша была абсолютно неграмотной (вместо подписи ставила крестик), но по-житейски очень мудрой. Она была занятной, со всеми своими белорусскими замашками, прибаутками, пословицами и поговорками, с любимой бульбой, к которой приучила и своего воспитанника — Петр всю жизнь обожал картошку, особенно с селедкой, и лучшей еды для него не было!
Перед глазами встает картина из семидесятых годов, когда Фоменко работал в Ленинградском театре комедии, а мама приезжала к нему на премьеры. В антракте она выходила в коридор, прислонялась к стене — и тут же рядом появлялся Петя. Гораздо выше сына ростом, Александра Петровна прижимала его голову к своему плечу, гладила по волосам — и на лицах обоих читалось блаженство. К ним подходили, заводили разговор — Фоменко отвечал не меняя позы и в этот момент напоминал маленького мальчика, бесконечно счастливого от того, что мама рядом.
