На жизнь Антон Иванович зарабатывал литературным трудом. Сотрудничал с разными эмигрантскими изданиями — газетами «Последние новости», «Возрождение», еженедельником «Иллюстрированная Россия». Еще в Англии начал работу над «Очерками русской смуты». Он и раньше увлекался военной журналистикой и под псевдонимом И. Ночин писал в различные журналы очерки об армейском быте, нравах и порядках.
«Жена научилась делать шляпы, — сообщает генерал в одном из писем знакомым. — Марина растет и учится во французской школе. Я продолжаю писать, занятие, которое в эмигрантских кругах вознаграждается не больше, чем труд поденщика». В английских и французских банках хранились деньги российского правительства, и Союз бывших русских послов, получивших к ним доступ, выделил Деникину небольшую пенсию. Однако этих денег едва хватало, экономить приходилось на всем, даже одежду покупали подержанную.
В их маленькую квартирку в Париже часто захаживали гости, среди которых были не только прежние сослуживцы генерала, но и знаменитые литераторы — Бунин, Куприн, Бальмонт, Цветаева... Одним из ближайших друзей Антона Ивановича в эмиграции стал самобытный русский писатель Иван Сергеевич Шмелев. Они часами беседовали, вспоминая прошлое.
Подружились и их жены. Ольга Александровна Шмелева была очень похожа на Ксению Васильевну: такая же по-житейски мудрая, практичная и самоотверженная. У ее племянницы, вышедшей замуж за французского дипломата, был маленький сын Ивушка. Шмелев стал его крестным отцом. Ив Жантийом-Кутырин и дочь генерала Мариша вместе играли и росли.
Деникиным импонировало, что Шмелевы старались сохранить в своем доме московский уклад. Ольга Александровна пекла ватрушки и пирожки с разнообразными начинками, даже с вязигой, которую можно было найти в русских лавках, в изобилии разбросанных тогда по всему Парижу, неподражаемо готовила баклажанную икру и солила рыжики — с укропом и лавровым листом. А Иван Сергеевич, чтобы «пахло русским духом», сажал под окном подсолнухи и разбил огород, где выращивал не «глупую петрушку», а ароматный укроп, не хилые французские корнишоны, а настоящие огурцы, которые солили на зиму. «На чужом поле русские огурцы рощу», — довольно посмеивался он.
