После звонка педагог отвел студента в сторону:
— Не считаете, что можно было выразиться более литературно, например вместо «жопа» употребить слово «зад»?
— Зад — у лошади, а у человека — жопа, — упрямо парировал дед.
— Скажите, пожалуйста, Иван, а вы много знаете слов — таких же, как «жопа», и еще хуже?
— Матерных, что ли? Да у нас в деревне только ими и разговаривают!
Словесник протянул довольно толстую тетрадь:
— Не сочтете за труд, если попрошу написать все слова и обороты, которыми разговаривают ваши односельчане?
Дед трудился до утра, старательно припоминая идиоматические обороты, а наутро принес преподавателю исписанную от корки до корки тетрадь. Пролистав ее, педагог сказал:
— А теперь, уважаемый Иван, дайте обещание, что не станете употреблять ни одного из написанных слов.
Дед пообещал и тут же спохватился:
— Так это ж я навсегда замолчу!
— Приходите вечером ко мне домой — дам вам книги. Читать любите?
— Да раньше, когда в колхозе работал, некогда было книгами заниматься, — застеснявшись своего невежества, пробормотал дед.
— Если начнете читать классиков — научитесь говорить правильно и красиво.
С тех пор дед часто бывал в гостях у словесника. Они обсуждали прочитанное, декламировали друг другу стихи, а потом жена педагога звала их ужинать. Зная, что Ваня голодает, и не желая задеть его самолюбие, хозяйка украдкой подкладывала в тарелку гостя добавку — пару картофелин, кусок пирога.
В 1935 году преподавателя, вероятно по чьему-то доносу, забрали в НКВД. В гостях у него перебывали многие студенты: одалживали книги из библиотеки, угощались пирогами, теперь же обходили дом за три версты, а от милейшей жены шарахались как черт от ладана. И только дед пошел в органы и стал доказывать, что его наставник — честный, преданный Родине человек, а его арест — чудовищная ошибка. Ходатая выслушали и посоветовали никогда не хлопотать за «врагов народа». Догадывался ли деревенский парень Ваня Рыжов, какой опасности себя подвергает, защищая арестованного учителя? Наверное, да. Он ведь знал, что представляет собой большевистская власть на опыте собственной семьи, раскулаченной и обобранной, слышал о людях, которые сгинули в застенках НКВД...
Больше дед преподавателя не видел, но до конца жизни был благодарен ему за дружбу и за то, что привил вкус к чтению, научил грамотно говорить и писать. К слову, пообщавшись с учителем, дедушка стал ко всем обращаться на «вы» — даже к матери и сестрам, чем немало их обескураживал.
Татьяна: Несколькими курсами старше папы в студии при Театре Революции училась замечательная актриса Нина Тер-Осипян (волшебница в картине Георгия Данелии «Настя» и мать Йоси в фильме Эльдара Рязанова «Старые клячи»), которая сразу прониклась к нему симпатией: помогала в постановке этюдов, часами репетировала отрывки. Отец ее боготворил: умница, талант, к тому же настоящая княгиня — и надо же, возится с деревенским парнем, над которым остальные студенты смеются, зло его подкалывают. В одном из спектаклей на сцене Театра Революции (по окончании училища обоих приняли в труппу) они играли близких друзей, и папа никак не мог обратиться к Нине на «ты». Доходят до места, где должен произнести первую, обращенную к Тер-Осипян реплику, — и все, ступор. Партнерша отвела его в сторону: «Ваня, если тебе так удобнее, в жизни можешь говорить мне «вы», но роль есть роль. А если в следующей постановке придется ругать меня на чем свет стоит, тоже величать будешь?» И папа, переборов себя, стал «тыкать» благодетельнице. Но только на сцене!
