Пил Рурк невероятно много. Впоследствии специально для него я всегда держала в холодильнике двухлитровую бутылку водки. Обычно он выпивал ее за вечер. Впрочем, обильные возлияния шли ему на пользу в плане общения — водка развязывала язык и Микки становился душевным парнем, с которым о многом можно было поговорить.
Микки Рурк рассказывал, как на съемках «9 1/2 недель» ненавидел Ким Бейсингер. Терпеть не мог. Мол, у нее жуткий характер плюс на площадке все время торчал ее муж, тот, который был до Алека Болдуина, и откровенно мешал работать.
— Поверить невозможно, что можно испытывать такие чувства к красотке Ким!— воскликнула я, когда впервые услышала эту историю.
— Да меня тошнило от нее! — уверял Микки. Возможно, так оно и было, потому что историю эту он часто повторял после бокала-другого.
В первое время Рурк много говорил о Кэрри Отис, бывшей жене и звезде «Дикой орхидеи», расставание с которой далось ему сложно. Микки уговаривал ее вернуться, она отказывалась. Я выслушала массу переживаний по этому поводу. «Она святая женщина», — пьяно хныкал Рурк, пытаясь объяснить историю, как после многочисленных домашних «кулачных» боев красавица Кэрри оказалась в больнице с огнестрельным ранением. «Все проклятый кокс! — сокрушался Микки, — однако это в прошлом!..»
Его тогда едва не посадили, но Отис забрала заявление из полиции. Сказала, что Микки ни при чем, ранение она получила в результате несчастного случая — бросила в трейлере свой рюкзак, и лежавший там пистолет вдруг выстрелил. Позже она с ним просто развелась. А Рурк долго не мог смириться с ее уходом, казнил себя, страдал… Среди друзей Рурка были и респектабельные господа с яхтами и виллами, на которых мы вместе отдыхали, и откровенно странные типы. Я, к примеру, побаивалась Рона Джереми, склизкого пузана из порнофильмов, который часто заходил к Микки. Они дружили, и Рурк уверял, что Джереми — отличный парень!
Мне с Микки было интересно. Ездили на вечеринки на Голливудские холмы, он знакомил меня с разными любопытными людьми. На подъем Рурк легкий: один звонок — и он уже готов к приключениям. Как человек спортивный, Микки легких дорожек не выбирал даже по пути с вечеринки. Однажды ему чем-то не понравилась лестница, и мы пошли по горной тропинке, а я на шпильках... Споткнулась, Микки меня не удержал — так навернулась, аж искры из глаз! Остаток дороги он нес меня на руках, и мы безостановочно смеялись. А потом пришлось сдаваться врачам. Оказалось, дело серьезное — две операции сделали на позвоночнике. Рурк приезжал в больницу. Он вообще чувак добрый, просто... раздолбай.
Наш роман был очень легким, без драм, которые мы оба так не любим. Я действительно написала ему красивую песню. Микки понравилась, потом он все время слушал ее в машине. Когда мужчина способен вдохновить на творчество — это уже многое значит. Может, потому что музыка мне всегда была дороже любых мужчин. Ему же, как мне кажется, наша любовная интрижка была просто удобна — жили-то друг от друга в двух шагах. Захотели — встретились, посидели, разошлись. Плюс Микки вечно трясся за своих собак. Случалось, во время отъездов просил приглядывать хотя бы через забор — все ли у них в порядке?
А потом он просто переехал в Нью-Йорк. Финансовые дела были расстроены, накопилось много долгов, и по налогам в том числе. Микки даже велел своему агенту не выдавать ему много денег, потому что все моментально пропивалось-прогуливалось. Вскоре дом Рурка был продан. И в следующий свой приезд в Лос-Анджелес он уже остановился в отеле. Мы встречались. Напротив меня сидел все тот же обаятельный разгильдяй, Нью-Йорк не сделал из него взявшегося за ум солидного господина. Я на него не в обиде, в конце концов у нас есть одна общая черта — мы любим быть сами по себе. И никто нам не указ.
