На юбилее «Таганки» на мой вопрос «А с чего вы мне дали спектакль?» Юрий Петрович ответил: «Вы такой нахал — как вам не дать». Я ему понравился: его папа — Петр Захарович, а я — Михаил Захарович, такое не каждый день бывает. Это какую-то приятную роль в общении играло. А еще я для себя угадал, что этого человека можно увлечь. Позже увлечь его было очень трудно — он стал слишком увлечен собой. Это право большого человека и огромного художника, но тогда ему еще были интересны другие. Любимов ведь на самом деле был человеком мягким, нуждающимся в подчинении, но жизнь заставила его играть роль бунтаря, властного и резкого художественного руководителя. А он прежде всего был артистом, бывшим премьером Театра Вахтангова, и роль Юрия Любимова удалась ему больше всех.
Роли в «Мокинпотте» получили Высоцкий, Губенко, Демидова, Смехов, Джабраилов... Кроме Губенко и Высоцкого все они играли в спектакле.
— А куда делись Губенко и Высоцкий?
— Губенко великолепно репетировал, но когда закончился застольный период и мы вышли на сцену, он поступил на Высшие курсы сценаристов и режиссеров. Из театра Губенко уволился: подлинной причиной этого были его отношения с Любимовым. В результате пострадал мой «Мокинпотт», и мы с Губенко до сих пор не здороваемся.
А о Володе меня предупреждал Юрий Петрович, я тогда ничего о нем не знал. Какой-то актер, пишет какие-то песни... То, что он гениален и сыграет большую роль в нашей общей судьбе, я и не догадывался. Любимов сказал, что я утверждаю на роль человека, который «болеет»: «Он не будет репетировать. Он и у меня редко работает». Вышло, как и предрекал мэтр «Таганки»: Высоцкий немножечко порепетировал, не обольстив меня своим талантом, а потом очень долго «болел», и его роль сыграл Борис Хмельницкий.
Юрий Петрович, оказывается, был уверен, что я пущу его в спектакль, у него уже были напечатаны афиши: «О том, как господин Мокинпотт от своих злосчастий избавился», пьеса Петера Вайса, постановка Юрия Любимова». Но я не давал ему войти в репетиционный зал. Тогда он сказал: «Хорошо, худсовет закрывает ваш спектакль». Я пригласил Юрия Петровича, он посидел на репетиции, увидел, что это не его искусство, и сделал свои замечания. Во-первых, надо не строить декорации, а оставить выгородку. Во-вторых, он надел на главного героя клоунский парик. (Я навсегда снял парик на втором спектакле.) Что было третьим — уже не помню.
Любимов прикоснулся к «Мокинпотту» и отошел: у него хватило благородства, а может, не хватило терпения. Спектакль надо было разрушать и строить заново, а к чему это, когда все крепко сделано? К тому же я бы его убил.