В конце концов она прекрасно живет с другим человеком, и для нее это нормально. Выходит, можно хорошо жить и не со мной, пусть даже и через несколько лет это случилось. А я всегда очень чувствовал, что наша любовь — счастливая случайность и на моем месте мог бы быть кто-то еще. Значит, надо было отпустить ее и уйти самому...
Они жили на Скаковой, а я поначалу снимал квартиру на Грузинском Валу, по другую сторону от железнодорожных путей Белорусского вокзала, и всегда видел их дом... Дом моих детей. Ольга испугалась того же, что и я: меня страшило, что она не допустит меня до детей, а ее — то, что они останутся без отца. Она была рада, что мы общаемся, и мои дети ко мне бегали, особенно сын, пока был маленьким. Уезжая в интересные поездки — от театра, от Дома актера, — я брал Мишу с собой. Так мы съездили в Пекин. Я очень его люблю, и он нуждался в моей любви, потому что боготворил отца. А вот дочка всегда была независима. Только сейчас она стала во мне нуждаться.
— Вы же вместе работаете, она у вас играет...
— Я владею ею художественно. Больше она не принадлежит никому: у нее все мои недостатки, как говорит Ольга Остроумова.
— Хорошо быть отцом и главным режиссером одновременно.
— Ей плевать, что я главный. Она очень странная.
— Между второй женитьбой и разводом вместилась чуть ли не вся ваша профессиональная биография. Уже известным режиссером вы поставили очень громкий московский спектакль с Карцевым и Ильченко по текстам Жванецкого.
— К тому времени за моей спиной было несколько громких спектаклей и несколько закрытых спектаклей и я был популярен. Хотел увезти эту троицу из Одессы, и кто-то мне сказал, что им будут рады в Московском театре миниатюр. Его создатель, режиссер и писатель-сатирик Владимир Поляков, тяжело болел, отошел от дел, и театр находился в гибельном положении. Управление культуры собиралось закрыть его из-за художественной несостоятельности. Карцев, Ильченко и Жванецкий могли спасти Театр миниатюр, его дирекция должна была за них ухватиться.
Я уговорил их перебраться в Москву, а занимался ими Кобзон. Он был поклонником ребят, они ему нравилиcь. Кобзон помог обустроиться на новом месте, получить квартиры. Так они оказались в Театре миниатюр и сразу пригласили меня поставить спектакль. Это был не первый наш спектакль по Жванецкому. До этого был «Концерт для...» в Ленинграде — скандальный, успешный, шумный. Главная идеологическая ошибка сезона, как сказал первый секретарь Ленинградского обкома Романов.
Мы ставили спектакль с самым длинным названием на свете, для того чтобы запомнить его, нужна особая память: «Когда мы отдыхали прошлым летом 1978 года, мы вспоминали истории, рассказанные, увиденные и пережитые нами на работе, в учебе, в жару, на берегу моря, где автор Жванецкий с Карцевым и Герчаковым, Рудиным Рудольфом, Эриком Арзуманяном, Танечкой Шабельниковой, Юрой Черновым загорали под шум волн, бьющих о берег накатом-откатом, накатом-откатом, все тише и тише, тише и тише...» Но управление культуры со всем, что казалось необычным, тогда расправлялось очень просто, оно сократило название до трех первых слов: «Когда мы отдыхали». Потом нас стали мучить.