Художественный руководитель театра «Эрмитаж» — блестящий режиссер и писатель, три раза номинировавшийся на премию «Букер», создатель телепрограмм и яркий человек. Он сам себе спектакль, в котором нашлось место и шести закрытым в советские времена постановкам, и голодовке, когда театр пытались захватить рейдеры, и любви. Левитин абсолютно свободен и живет вне условностей и запретов. Это стоило ему разрыва с Ольгой Остроумовой после двадцати трех лет брака...
— В нашей семье я первый коренной одессит и очень этим горжусь. Мои родители приехали в Одессу сразу после войны, отец родился в Белоруссии, в Могилеве, мать из Козельца на Украине. Потом она жила в Чернигове. Как-то мы приехали в Козелец на машине, и мать показала мне сквер, в котором немцы расстреляли ее полуторагодовалую сестру и семидесятилетнюю бабушку.
Отец встретил маму во время войны, в Бугуруслане — двадцатитрехлетняя девочка занимала высокую должность в единственном в стране пункте по розыску людей, пропавших во время боев и в эвакуации. Моя вторая жена, Ольга Остроумова, какое-то время жила в Бугуруслане у деда-священника. При церкви было кладбище, семилетняя Ольга часто по нему гуляла. Больше всего ей нравилась могила с самолетным пропеллером, и она часто сидела возле нее на скамеечке. Когда мы стали мужем и женой, Ольга рассказала об этом маме, и та воскликнула: «Это же мой Алеша!» Под пропеллером лежала первая мамина любовь — военный летчик из авиаучилища. Он врезался в землю на учебном самолете, пытаясь подстрелить из пистолета лису, шкурку которой Алеша собирался подарить моей маме. Это было до того, как в ее жизни появился отец.
Сердце мамы отец завоевал быстро: ему никогда ни в чем не отказывали. Жизнь при СССР существовала как неразрешимая проблема — ничего нельзя было достать. Отец подходил, наклонялся к продавщице, говорил: «Я бы очень хотел...» — и получал все, что нужно. Он обладал большим мужским обаянием, был красив и невероятно добр, а женщины это чувствуют и ценят. Отец жил для других, совершенно не понимая, какая на нем шляпа и какой костюм, и вечно забывал, когда у него день рождения. За всю отцовскую жизнь мы его никогда не отмечали. Я предлагал:
— Пап, давай отметим...
— Что ты, что ты, не надо! Мамин был недавно.
— Сердце Остроумовой ваш отец тоже завоевал, они поладили?
— Ольгу родители приняли очень настороженно. Она актриса, а есть обывательское представление — и не обывательское, правильное, — что актерская жизнь вольная. Родители не знали, что моя новая жена настоящий и хороший человек.
Я думаю, отношения были сложными. Внешне это никак не выражалось, наша семья никогда не позволяла себе хамства. Тем более она мне родила двух детей, и дочка Олечка, наш первенец, была очень любима моими папой и мамой. Но родители побаивались Ольгу. Им казалось, что наш брак распадется: я для них остался мальчиком, а Остроумова была актрисой. Они не ошиблись, но лет на двадцать промахнулись с датой. Потом отец понял, что брак может распасться из-за меня, но уже было поздновато с этим разбираться...
