Что послужило толчком, уже не помню… Я вновь, как после откровенного разговора с отцом, вскинулся, будто проснулся. Мне не хватало воздуха, я задыхался без нее. Мне нужно было ехать к ней во что бы то ни стало…
Алла была без пяти минут дипломированным гидротехником. Практику проходить ей пришлось в Киргизии, на готовой к пуску Токтогульской ГЭС — самом большом водохранилище в Средней Азии. Она по старой привычке писала подробные дружеские письма, из которых я узнал, что моя сероглазая любовь живет где-то на горной террасе посреди ущелья, в поселке с теплым названием Кара-Куль. Я сказал командиру: отпусти, мол, еду жениться. Сказал так, что удерживать было бесполезно.
…Может, я походил на безумца. Я твердо уверовал, что на этот раз она не откажет. Перелет предстоял огромный — по диагонали через весь азиатский материк. Пересадки, толкотня, буфеты в Москве, Ташкенте, Андижане… Оттуда на допотопном «кукурузнике» я долетел до Токтогула. Дальше — самосвалами, везущими бетон, по дороге, петляющей вдоль обрывистого берега реки Нарын, одолел остаток пути до Кара-Куля.
Помню, какими лютыми, будто светящиеся в ночи волчьи глаза, показались мне кара-кульские звезды. Где-то рядом с поселком сдерживала гудящую могучую реку плотина Токтогульской ГЭС, мощь ощущалась и на расстоянии, казалось, каньон лежал во тьме, затаившись. А над горой Тегерек сияла Большая Медведица…
Я добрался до гостиницы. Может быть, я все еще имел вид одержимого, не знаю — своего отражения в зеркале не видел уже несколько суток…
Директором гостиницы оказалась очень понятливая русская женщина.
Здесь, в поселке, любой приезжий был на виду. Когда я спросил про Аллу, женщина тут же сообразила что к чему…
…Алла, увидев меня, едва не упала в обморок. Смею надеяться — обрадовалась.
— Посмотри, парень совсем с ума сошел! Что ты творишь! Ты о нем подумала? — я слышал женские возгласы как сквозь толщу воды.
Видимо, Алла пришла не одна, а с подругами. Но, может быть, это возмущалась громкоголосая хозяйка гостиницы…
— Алла. Ну сколько можно… — только и произнес я.
— Хорошо, — быстро сказала она.
— Хорошо. Я согласна.
И мы расписались.
Свадьбу отметили весело, на смешанном русско-киргизском наречии. Собрались стройотрядовцы, в основном молодежь. Ребята прямо со смены — кто в тельняшке, кто в спецовке, заляпанной бетоном. Директор гостиницы предоставила для торжества собственный дом, стол накрыли в саду. Девчонки наготовили кучу разной вкуснятины: лагман, манты, бешбармак. Поили меня вином и кумысом, угощали яблоками, яблоки там, кстати, лучшие в мире…
Потом я отправился в свою дальневосточную часть, Алла собиралась в Москву — ее практика в Киргизии окончилась…
А через несколько недель я получил письмо, в котором она сообщала, что отказалась от аспирантуры ради меня, что едет ко мне.
Как законная жена.…
Алла просидела в хабаровском аэропорту несколько часов, в двенадцати километрах от моей части. Я все чувствовал: что она думает, как мучается, меряет шагами зал ожидания. За стеклом — снег, ночь, неизвестность. Она одна…
Я не мог ее встретить — меня не отпустили. Я рвался как бешеный, звонил, кричал, требовал — я же человек, я имею право... Но это был секретный режимный объект, мы строили подземный штаб для командования на случай ядерной атаки. Шла необъявленная война с Китаем. Странная война. Я видел целое поле трупов, когда китайские хунвейбины пересекли советскую границу и по ним ударили системой «Град».
Сорок гектаров сожженных трупов с красными цитатниками Мао…
В общем, меня не отпустили к жене на законном основании.
И тогда я сбежал. Я потерял ощущение реальности. Думал только о ней — женщине, что уже была мне женой, но лишь по паспорту, да и то с записью на киргизском языке. Я примчался в аэропорт на попутной машине. Но опоздал. Алла улетела назад, в Москву…
Мне было двадцать два года. Я любил. И я не смог справиться с этим.
Помню, как, шатаясь, вышел из аэропорта. И побрел пешком. В голове мысли — будто перекатывающиеся арбузы.
Я очнулся утром на какой-то из улиц Хабаровска. Кто-то тронул меня за плечо. И я понял по лицам прохожих, что вид у меня ненормальный. Зима, мороз, а я без шапки, тулуп расстегнут…
Меня посадили в машину и повезли. В части офицеры смотрели на меня настороженно, вокруг вполголоса говорили, что мной займется военная прокуратура… Но мне было все равно, внутри — полное опустошение… Солдат подвел меня к начальнику политотдела. Тот внимательно посмотрел:
— Лейтенант, чего ты хочешь?
— Да ничего, товарищ полковник, нормально все. Просто я люблю свою жену. Почему меня не отпустили?
Он развел руками: — Такая вот ситуация.
Меня увезли в больницу.