И я пошел на абордаж. Как говорил старик Суворов, «удивить — значит победить». И я в тот вечер удивил всех. Начал с обычных актерских этюдов, с пантомим. Танцующие сначала не понимали, что происходит, может, думали, я изобретаю новый прием. Может, причислили меня к стилягам. Или просто к свихнувшимся. Но прошло минут десять, и я оказался в центре внимания всей танцплощадки. Музыка не замолкла, нет. Стали останавливаться пары и глазеть на меня. А я, внешне абсолютно невозмутимый, старательно расставлял сети для девушки моей мечты. Изображал бог знает что, все вокруг хохотали до упаду. Это мне и требовалось.
Алла — имя девушки и минимум сведений о ней я знал уже через полчаса — жила в Москве и училась в МИСИ.
Сюда, под Симферополь, приехала на летние каникулы. Точнее, на месяц. Я вздохнул свободно. Целый месяц! Уйма времени…
Мы отправились гулять втроем — с ее подружкой. Но скоро подруга сообразила, что к чему, и под каким-то предлогом нас оставила. Я трепетал от счастья, острил, был обаятельным, находчивым, веселым, добрым, умным… В небе висела огромная оранжевая луна… И внезапно, отвечая мне на какой-то вопрос, Алла сообщила, что она — невеста. Спокойно посмотрела на меня своими серыми глазами, спокойно попрощалась. Раскинув руки, я снова летел — на сей раз в черную пропасть.
Ночь провел без сна. У девушки, лучше которой не было во всем мире, есть другой. И она хочет выйти за него замуж.
Уже через месяц.
Месяц показался мне чудовищно малым сроком. Предстояла борьба. Я вскочил, нашел лист бумаги, ручку. И до рассвета писал письмо.
Как только выдавалась свободная минута, я летел к ней. Нет, вида, что мучаюсь, не показывал. Оставался таким же обаятельным, находчивым, веселым, добрым, умным. Я обдумывал каждый шаг, заранее прорабатывал маршруты каких-то диковинных прогулок, чтобы после поразить осведомленностью воображение моей девушки-мечты. Куда я только ее не водил: и в старинные винные подвалы, и в музеи, и на дворянские развалины… И я говорил ей, что люблю ее. Но она смотрела на меня своими удивительными глазами и всегда отвечала одно: «Я выхожу замуж за Сашу». Наши прогулки, наши встречи, случайные прикосновения — все было для нее лишь знаками дружбы.
Месяц истекал.
Я впал в отчаяние. В тот день я перестал быть обаятельным, находчивым, веселым, добрым, умным. Я не владел собой, умолял ее остаться. Но она отвечала всё то же: «Нет, я уеду».
И я сорвался, кинулся на вокзал, купил билет домой, помчался на юг Молдовы. По моему лицу нетрудно было догадаться, что я страдаю не на шутку. Родители меня расспрашивали, я отнекивался. А потом взял и выложил отцу все как есть. Отец выкурил пачку папирос, пока выслушивал меня. И когда моя лихорадочная тирада подошла к концу, задал мне простой вопрос:
— Ты ее любишь?
— Да.
Отец резко встал:
— Так что же ты тут торчишь? А ну мотай обратно!
…Самолет выпустил шасси, медленно развернулся на полосе. Стюардесса открыла люк. Я сбежал вниз по подъемнику. Теперь я боялся одного: не успеть.
Схватил такси. Помчался на железнодорожный вокзал, поминутно глядя на часы. Времени оставалось в обрез. Помню, бежал по перрону, кого-то толкал. Что скажу при встрече, как объяснюсь — не имел понятия. Все слова улетучились, казались пустыми, словно воздушные шарики. Лишь бы не опоздать!
Кажется, она увидела меня первой.
Рядом расправляла билеты ее подружка. Проводница изучала чей-то паспорт. Шумные студенты с рюкзаками толклись в тамбуре. У ног Аллы стоял чемодан.
Наверное, вид мой был страшен. Ни цветов, ни уговоров. Я встал как вкопанный. И молчал.
— Послушай, знаешь что… — дрогнувшим голосом сказала Алла подруге, — я, кажется, задержусь еще на несколько дней.
Поезд ушел. Алла осталась. Она дала мне шанс…
Мы вдвоем поехали в Вадул луй-Водэ, туда, где родился мой отец, где вековая виноградная лоза еще помнила руки моих прадедов. В доме бабушки жила отцова сестра. Она приняла нас с чисто молдавским гостеприимством.
