— Ну как? — и услышал в ответ:
— Хорошо, сынок, я так смеялся!
— Есть замечания?
— Нет замечаний, мне все понравилось.
Я был счастлив!
— Какое самое неприятное замечание сделал вам Захаров?
— Я являлся большим раздражителем для Марка Анатольевича. У нас были напряженные отношения, потому что я был не готов к встрече с таким большим режиссером, не мог схватить его идею, сыграть то, что он просил. Но благодаря этому чему-то научился в рамках такого преодоления, хотя было непросто. Представьте, я выхожу на сцену — молодой, неумелый, зажатый. Но был самый страшный момент, когда я не мог сказать даже одну фразу, как надо: «Пол Пот — трагедия Кампучии». После первой неудачной репетиции Захаров говорит: «На следующей репетиции, Андрей Евгеньевич, порадуйте нас своей энергетикой». Я думаю: «Какой энергетикой?» Пытался за сценой интенсивно отжиматься, приседать, чтобы эту энергетику выдать на-гора, но никто ее даже не заметил.
В итоге еще больше зажался. Тогда Марк Анатольевич говорит: «Кто вообще был этот Пол Пот, вы знаете?» Интернета не было, я как-то достал книгу про Кампучию, не спал всю ночь, читал ее и думал, что выйду и завтра расскажу всем про Кампучию и Пол Пота. И тут в ответ на мое предложение рассказать со сцены коротенько про Пол Пота, Марк Анатольевич сказал: «Отдайте эту реплику другому актеру». Оказалось, что ему просто надо было, чтобы я громко и быстро сказал эту реплику, вот и все. А до этого были репетиции «Фигаро», когда он обращал внимание на мою нестабильность: «Сегодня гениально, а завтра не можете повторить».
Я бежал к папе:
— Ну как, что мне делать?
Он говорил:
— Это марафон, терпи, старайся понять, что хочет от тебя режиссер, — и добавлял: — Это хорошо, что нестабильно, значит, в следующий раз ты сможешь, это же поиск.
Марк Анатольевич, наверное, имел в виду другое — что не могу ухватить середину. И в этом, конечно, был виноват только я.
— Прошло время, и на сегодняшний день зрители знают вас как папу из «Папиных дочек». А каким папой был ваш, Андрей?
— Сначала он не очень активно участвовал в моей жизни. Папа ведь часто уезжал на гастроли, надо было зарабатывать деньги для семьи, мама не работала. Однажды пришел домой после долгих гастролей, мне было лет пять, и... я его не узнал. Он говорит: «Привет, сынок!» А я равнодушно посмотрел на него и продолжил играть в коридоре со своими игрушками. Отец очень расстроился, я это хорошо запомнил.
В школе мне не давалась математика, со мной пытался заниматься папин старший брат, который был инженером в КБ Туполева. Он на меня смотрел уничтожающе. Помню, я мямлю что-то, а дядя смотрит так, что жить не хочется. Мол, никогда из тебя ничего не выйдет. А у отца никогда не было тяжелого взгляда, в его глазах всегда читалась надежда.
