— А каким Миронов был в работе?
— Вечно режиссеры с ним мучились. Миронов задавал бесконечные вопросы: «А зачем я это говорю?», «Почему я сейчас подошел к окну?» Помню, когда мы отдыхали в Сочи, я наблюдала, как он стоит на балконе и проговаривает монолог — так, будто он сейчас на сцене: жестикулирует, дает интонации. Целью было — чтобы потом все смотрелось легко... Это слово очень подходит к Андрею. Ну а то, что за этим «легко» стоят постоянные мучения, усилия, терзания, сомнения, — мало кто понимал...
Помню, как в тот злополучный вечер в августе 1987 года возвращаюсь после спектакля в гостиницу, а мне муж говорит: «Андрюшу увезли в реанимацию. Он упал прямо на сцене». Мы с мужем едва переждали ночь, утром позвонили в больницу. Узнали, что у Андрея обширное кровоизлияние в мозг, дежурный врач сказал нам, что надежды нет... Через сутки, в шесть утра, он умер. Не представляете, что творилось с актерами, мой муж рыдал в голос. И я была разбита горем, но старалась как-то держаться, чтобы утешить Володю. Для меня Андрей тоже много значил. Кроме того, я была благодарна ему, что он вспомнил про меня, когда ставил свой первый спектакль «Тени». У меня уже лет пять не было новых ролей в театре, и вдруг Андрей приглашает, лично репетирует со мной... Он был бодр, полон планов на будущее. Никто не ожидал, что случится такая беда, — он ушел из жизни меньше чем через год после выхода его спектакля...
Тем более что чуть больше недели назад мы пережили еще одну ужасную потерю — умер Папанов. Он вдруг не прилетел на гастроли. Всем сразу стало понятно: что-то случилось. Его нашли в московской квартире, с ним случился удар... Тогда Анатолий Дмитриевич уже много снимался, преподавал и в театре не только играл, но и ставил. Я играла у него в спектакле «Последние» по Горькому, была поражена его добрым отношением. Да и другие актеры спрашивали Папанова: «Толя, откуда у тебя такое терпение?» А он отвечал: «Я сам так натерпелся в молодости! Знаю, что такое зависимость актера, на своей шкуре. Я вас жалею, люблю...»
— Вы ведь помните, как Анатолий Папанов пришел в театр?
— Действительно, я помню его еще совсем неизвестным актером, которого вообще не приглашали в кино. И в театре у нас он играл только в массовке. Но Толя делал все, чтобы его заметили. Он очень ярко гримировался. Если ему давали роль, где было лишь одно слово, например «Ура!», он мог сделать себе огромный нос или бородавку. И это «Ура!» кричал так, что публика запоминала именно его. В спектакле «Клоп» Плучек дал ему уже более заметную роль шафера. У Папанова была фраза «Кто сказал мать?» — и произносил он ее потрясающе. Так что в следующем спектакле, «Дамоклов меч», ему дали уже настоящую роль, и с того дня все пошло по-другому. Все увидели, что это большой артист... В театре его побаивались, потому что у Анатолия Дмитриевича был очень едкий юмор. Он не боялся даже Плучека. Один раз у нас было собрание труппы, Плучек летом ездил к своему двоюродному брату, Питеру Бруку, в Париж. Сидел на собрании весь томный, вздыхал, прикладывал руку ко лбу: «Ах! Как бы я хотел работать с такими актерами, как у Брука!» И тут зычный голос Папанова: «Да! И мы бы хотели поработать с Питером Бруком! А приходится всего лишь с его двоюродным братом...»
