Однажды, это было уже перед окончанием школы, мы сидели с Мишкой в саду. «А я женюсь», — вдруг признался Козаков, по-взрослому нахмурив брови. Для меня это прозвучало, словно он сказал: «Я завтра лечу на Луну». Его первая жена Грета Таар училась с ним в Петришуле, была дочерью знаменитого гримера. «Молодоженам» было по семнадцать лет.
Танечка Доронина, которая занималась с нами в кружке, была любимицей Бориса Федоровича Музалева, нашего руководителя. Ей одной разрешалось опаздывать на занятия. Это была дивная девочка с прямыми белыми волосами, довольно рослая для своих лет. Татьяна читала стихи с особенным, ставшим потом ее фирменным придыханием.
— Он прикоснулсы-ы к горячему камню-ю-ю, — начинала она нараспев.
— Танечка, — останавливал ее педагог, — не «прикоснулсы-ы», а «прикоснулся».
— Хорошо, Борис Федорович, я все поняла, — отвечала Таня грудным шепотом. И снова: — Он прикоснулсы-ы...
Удивительно, но все стали в итоге актерами. Жизнь разбросала нас по разным театрам, но мы продолжали общаться. С Сережей Юрским часто перезванивались. Как-то я пришла к Дорониной на ее спектакль во МХАТ, когда встретились за кулисами — обнялись, слезы лились у нас ручьем...
Возвращаюсь в лето 1956 года. Я заплела свои косички и пошла пешком от дома в Театр комедии подавать заявление о приеме на работу. Не успела переступить порог, как меня отправили репетировать Бетти в «Опасном повороте», и уже в сентябре я поехала в Москву с этим спектаклем на гастроли. Все однокурсники пришли на меня посмотреть. Они были поражены: «Верка-горшок» (как меня любовно дразнили на курсе) играет фривольную женщину в западной пьесе, да еще и в театре самого Акимова!»
Мы по-прежнему дружили, хотя и жили теперь в разных городах. Однокурсники, приезжая в Ленинград на съемки или кинопробы, сразу же шли ко мне. Первым в нашем Шереметевском дворце появился Миша Державин, друг Ширвиндта. Всегда подтянутый, обаятельный, Миша был веселым легким парнем. Он совершенно очаровал маму, она все восхищалась: «В такой ослепительно чистой рубашке Миша ходит, будто ее с витрины сняли». Больше всех я скучала по своей подруге Дорошиной. Вот тогда мы и начали свое эпистолярное творчество длиной в целую жизнь...
Однажды в Ленинград на гастроли приехал молодой, только что родившийся «Современник». Там работала Нина вместе с Галиной Волчек, Олегом Ефремовым и Олегом Табаковым. Артисты заглянули к нам в театр, мы их поздравляли с открытием. Пришел и наш главный режиссер. Все гости, как только появился Акимов, немного зажались, одна Дорошина не растерялась. Сидя рядом с Акимовым, она поцеловала его в лысину и весело сказала: «Как прекрасно, Николай Павлович, что вы с нами!»
Нина чаще других однокурсников приезжала в Ленинград. Она много снималась на «Ленфильме». Останавливалась, естественно, у меня, перед приездом заказывала «маме Тане» свои любимые котлетки. Мы жили в моей комнате, там стояли две тахты. Все стены вместо обоев были обклеены красавицами с обложек польских журналов. Иногда мы с Ниной шиковали: покупали в Елисеевском магазине маленькую бутылочку шампанского и банку крабов. Стреляли пробкой в форточку, чтобы мама хлопка не услышала.
