Заканчивались каникулы, и опять этюды, танцы, фехтование... Мы с удовольствием бежали в нашу «Щуку». Нина Дорошина была у педагогов на особом счету. Помню, как я репетировала ее роль, но преподаватель мне отсоветовала: «Верочка, не надо, Нина ее играет так индивидуально, что не повторить. Лучше я вам другую роль дам».
Однажды на занятие по сценическому движению врывается возбужденная Инна Ульянова: «Девчонки, вот купила на всех за копейки новые купальники! Деньги потом отдадите». В зале уже музыка гремит, а мы, глядя друг на друга, прыскаем от смеха: это вовсе не купальники, а «борцовки» — грудь то справа, то слева из выреза выпадает. Инна пристыженно замахала руками: «Не надо никаких денег!»
«Купальники» Инна достала по блату в военторге. Ее папа был заместителем министра угольной промышленности. Их обеспеченная семья жила в элитном доме. Инна была совершенно другого воспитания. Мы все — вчерашнее пацанье, рейтузы торчат из-под юбок, еще совсем недавно лазали с мальчишками по деревьям, а Инна жила в центре Москвы в большой квартире с прислугой. Поступая в Щукинское, читала стихи Ходасевича. Кто такой Ходасевич — не знал никто, даже приемная комиссия. Помню, сидим как-то у Инны, она открывает холодильник и в растерянности застывает: «Чем вас угостить?» И не потому что там пусто, а потому что забит под завязку деликатесами.
На наш дипломный спектакль «Трудовой хлеб» по Островскому, который ставила Александра Ремизова, пришел ее близкий друг Николай Акимов. После показа он прислал записки с приглашением в свой Театр комедии Инне Ульяновой, мне и Шуре. Ширвиндт остался в Москве, а мы с Инной решили поработать в Ленинграде. Инне как коренной москвичке пришлось привыкать, а для меня все вокруг свое: Театр комедии, Елисеевский магазин, Дворец пионеров в Аничковом дворце, Фонтанный дом, где я родилась...
В Шереметевском дворце (Фонтанном доме) в советскую эпоху располагался Институт Арктики и Антарктики. Моему отцу как полярнику выделили в нем квартиру. За нашей стенкой, сделанной из ящиков, была квартира Анны Ахматовой и Николая Пунина. После войны я бегала через дорогу во Дворец пионеров на занятия в кружок художественного слова. У нас собралась очень хорошая компания юных чтецов: Михаил Козаков, Татьяна Доронина, Сергей Юрский, Алексей Кожевников. Миша и Сережа были высокообразованными мальчиками. На одной из читок я «переиграла» Сережу, мне вручили приз — карандаш с резинкой.
Миша Козаков, сын писателя, все время читал стихи. Например мало кому известную поэму Хазина «Возвращение Онегина». Миша ходил в коричневом костюмчике, длинный, худой, байронически красивый. Как-то Козаков пригласил меня к себе в немецкую гимназию Петришуле на танцы. Это было событием: тогда мальчики и девочки учились раздельно. Я в школьной форме и белом фартучке весь вечер простояла у стенки и жутко стеснялась.
