Еду к Симонову на другой конец города. Звоню в дверь квартиры, выходит женщина, спрашивает:
— Вы к кому?
— У меня приглашение для Константина Михайловича от Нины Михайловны...
— А вы — курьер Дорошиной? — и открывает сумочку.
— Нет-нет, мы сокурсницы по училищу, она готовится к спектаклю, попросила передать.
Мы снова разъезжались с Ниной. Когда меня подолгу не было в Москве, наши длинные ночные разговоры заменяли письма. «Вот видишь, как складывается жизнь, — писала Нина. — Все так ненадежно и страшно, как хорошо, что на май ты приехала, это какое-то чудо, как во сне мы с тобой повидались». Если мои письма задерживались, она звонила: «Карпова, уже три недели нет писем! Что такое?» И тут же следом прилетало ее послание: «Когда же ты ко мне приедешь? Я жду тебя, все приготовлено».
Приезжаю в очередной раз в Москву, теперь уже на гастроли. Живу у Нины в общежитии, тогда она строила кооперативную квартиру. Вдруг как-то азартно предлагает: «Пойдем посмотрим, а?» Мы пробираемся закоулками, приходится лезть через забор. На Пресненском Валу на месте будущего дома вырыт котлован. «Вон там, гляди, у меня будет балкон», — машет она куда-то вверх. Удивительно, но у нее в голове весь план однокомнатной квартиры был уже расчерчен.
Нина — очень необычный, особенный организм. У нее всегда было богатое актерское воображение. Это редкий дар. Она могла включиться и выключиться мгновенно, как будто нажатием кнопки. Марина Неелова рассказывала, как в «Крутом маршруте», где они обе были заняты, героине Дорошиной становится нехорошо — она вдруг бледнеет и медленно сползает по стенке. И так натурально, что Неелова тихо передает через коллег за кулисы:
— Лекарство быстро! Нинке плохо!
Услышав это, Дорошина краем рта шепчет:
— С ума сошла? Это я по роли.
Да и в жизни она была прирожденной актрисой. Вот мы с ней отдыхаем в ее комнатке в общежитии. За окном лето, погода хорошая.
— Ой, что-то мне плохо, — стонет Нинка.
Губы у нее синеют, по лицу разлита бледность.
— Ты полежи, полежи, — испуганно хлопочу я вокруг нее.
Вдруг в коридоре раздался звонок. Нина встрепенулась — она явно его ждала. Подхожу к телефону.
— Нина, тебя...
Щеки ее мгновенно алеют, губы краснеют — только что умирала, вдруг вскочила и полетела к телефону.
— Веруня, едем в парк Горького раков есть! — оборачивается она ко мне, а в глазах радость, азарт. — Быстро собирайся!
Конечно, это был Ефремов... О том, что у нее с Олегом все серьезно, написано много, не хочу повторяться. Расскажу только то, чему была свидетельницей. Нина жила у меня, когда «Современник» в очередной раз приехал в Ленинград на гастроли. И тут всем объявляют: Ефремов женился на Покровской. Эта новость была неожиданной для всей труппы, а для Нины страшным ударом. Я видела, как она страдает.
«Послушай, я знаю, что делать, — мне так хотелось ее утешить. — У меня есть хитрый план. Надо пойти в гостиницу, выманить паспорт Покровской у администратора и разорвать его. Их брак будет недействительным!» Нина даже улыбнулась сквозь слезы. Жизнь развела их в разные стороны, не нам об этом судить. Но у них был удивительный дуэт на сцене! Они продолжали играть вместе в «Назначении». Как смотрел на Нину Ефремов, когда она позировала ему, а он вырезал ее фигурку из болванки: минута, вторая — невозможно оторвать глаз. Артистами они были, конечно, уникальными...
