Сомнения соглашаться или нет на съемки были у Юры до самого конца. Еще на стадии написания сценария фильма «Двадцать дней без войны» Константин Симонов решил, что Лопатина должен играть Никулин. Других вариантов для него не было. Как, впрочем, и для режиссера фильма Алеши Германа. Но Юра стал отказываться: «Ну какой я Лопатин?! Он молодой — я старый, и по темпераменту мы совсем разные! Сниматься не буду!» А тут еще киноначальники стали подливать масла в огонь: «Эту роль должен играть красивый актер, уже известный зрителю по мужественным героическим образам. А какой из Никулина герой?» Дальше — больше, кое-кто из чиновников договорился до «дискредитации доблестной когорты советских военных корреспондентов». Надо отдать должное Симонову. Назвав все эти «аргументы» бредом, он продолжал стоять на своем: Лопатин — это или Никулин, или вообще никто. Тешу себя надеждой, что в прорыве Юриного сопротивления есть и моя заслуга — на протяжении нескольких недель твердила как заведенная: «Соглашайся. Ты справишься. Такой роли тебе еще не предлагали, и может случиться — никогда больше не предложат».
С моей точки зрения, роль Лопатина — одна из лучших в фильмографии мужа. Но как же тяжело она ему далась! Снимали зимой, в настоящем вагоне, который с приличной скоростью таскал по путям паровоз. В окна с разбитыми стеклами залетал колючий снег. В каждом телефонном звонке домой Юра жаловался на максималиста Германа:
— Работаем в адских условиях, хотя можно было снимать в павильоне.
— Алеша прав, — защищала я режиссера. — Приближение к реальности сделает фильм более правдивым.
Впоследствии актеры, которые снимались в «Двадцати днях...», рассказывали, что въедливость и дотошность Германа не раз доводили группу до исступления. В такие моменты обстановку на площадке разряжал Никулин.
Эпизод с объяснением Лопатина и Нины Николаевны, которую играла Людмила Гурченко, не давался очень долго. Видимо еще и потому, что это была первая любовная сцена Юры в кино. Предполагаю, что он чувствовал себя неловко, боялся выглядеть нелепым. И когда Гурченко в очередной раз прошептала:
— Обними меня. У тебя такие сильные руки, — Никулин выдал:
— Это что! Видела бы ты мои ноги!
Вся киногруппа во главе с Германом хохотала до колик. Напряжение как рукой сняло, съемки следующего дубля прошли без сучка без задоринки, и сцена объяснения стала едва ли не самой пронзительной в фильме.
А другую роль, которая по значимости могла встать вровень с Лопатиным, Юра играть отказался. Несмотря на то, что сам рассказал Рязанову про угонщика, отдававшего вырученные за украденные машины деньги бедным. Главным героем услышанной Никулиным в Питере истории был работник торговли, которого подставило начальство. Отсидев «от звонка до звонка», парень вышел на волю и начал мстить «благодетелям»: угонял их машины, продавал, а деньги приносил старикам, инвалидам и многодетным семьям под видом работника собеса. И каждый раз слышал: «Спасибо советской власти!» Рязанову сюжет понравился. Сказав, что в ближайшее время приступит с Эмилем Брагинским к написанию сценария, главную роль в будущей картине он пообещал Никулину. Юра обрадовался, стал учиться водить автомобиль...
