Если честно, «журнальность» мне в какой-то момент стала мешать. Предлагали много «салонных» историй, и одинаковые роли валились на меня одна за другой. Мне хотелось больше таких жестких сценариев, как у Нахапетова, а не «соплей в сиропе».
После «Театра» меня же стали приглашать на роли брутальных мужчин, порой даже преступников. И в театре я сколько героев-любовников переиграл! От Шекспира до Чехова. Так что я спокоен, несмотря на то что никогда не был Гамлетом и Ромео. Да и бог с ними! Думаю, у Шекспира найдется что-нибудь для меня и сейчас. Отца Отелло, к примеру, сыграю...
— Как вы пережили девяностые, когда кино буквально погибло?
— Золото партии пропало, и государственное кино умерло: бюджета не стало. Конечно, были у меня перерывы — продюсеры с мешками денег с неба сразу не падают. Но уже к середине девяностых все изменилось: фильмы стали снимать на цифру и это удешевило производственный процесс. Съемки возобновились.
А уже в этом, XXI веке, я очень хотел показать дочкам, чем занимаюсь. Будучи на гастролях в Америке, в Нью-Йорке на Брайтоне нашел подвальчик, где продавали пиратские диски. Были среди них и советские фильмы, и фильмы эпохи девяностых. Продавец набрал для меня целую сумку картин с моим участием и сказал: «Для вас скидка — десять процентов».
А чтобы выжить, мы стали организовывать фестивали, быстренько сориентировались и поменяли, к примеру, театральный репертуар. Тогда в страну пришло еще и ворованное кино, которое крутили на видеомагнитофонах. На то, что авторские никому не платят, всем было наплевать. Потом появились при посольствах атташе по культуре и все постепенно встало на свои места. Сейчас не покажешь американское кино, не имея на это разрешения.
