Актерская профессия поначалу не давалась совсем, в конце второго курса встал вопрос об отчислении. Вся кафедра была против меня. Вся, кроме Веры Николаевны. Она попросила: «Коллеги, я бы с отчислением Михайлова повременила. Да, зажатый, деревянный, но я в него верю. Он упорный, стипендию не получает, по ночам работает грузчиком. В нем что-то есть, я это чувствую, дадим ему шанс».
Дали. Ходил по коридорам как тень, ощущал себя изгоем, поедал поедом. К экзаменам по мастерству подготовил отрывок из «Поднятой целины», тот, где Макар Нагульнов учит английский язык. Я был Нагульновым, мой однокурсник Юра Кузнецов, звезда «Улиц разбитых фонарей», Разметновым. И произошло что-то невероятное: боль, что во мне копилась, прорвалась наружу. Помню, сыграли так, что зал зааплодировал. Работа получилась удачной, о ней хорошо отзывались. Вера Николаевна была счастлива, отношение педагогов ко мне в корне поменялось. С тех пор получал главные роли.
После института пригласили в Приморский драмтеатр имени Горького, где Лев Михайлович Аронов ставил «Преступление и наказание». Я получил роль Родиона Раскольникова и успешно с ней справился.
— Мама приходила на ваши спектакли?
— Нет, относилась к моему актерству спокойно. Не верила, что это мужское дело, что из меня что-то получится. Уже потом, когда я начал много сниматься и часто ездил на премьеры во Владивосток с новыми картинами, мама стала мною гордиться. Из полуподвала она переселилась в однокомнатную квартиру, как-то ей это удалось. А я уехал в Саратов вслед за своим главным режиссером Натаном Израилевичем Басиным.
Он возглавил Саратовский драмтеатр и пригласил на работу Льва Михайловича Аронова и меня. Там уже играл Олег Янковский, который много снимался и все просил режиссера ввести второй состав в его спектакли. Из Москвы вряд ли кто-то поехал бы в Саратов, все хотят работать в столице. А зря, театр был уважаемым и мощным. Раньше ассистенты по актерам искали таланты в глубинке. Так сложилась кинокарьера Янковского и Приемыхова. Провинциальные артисты выкладывались на пробах на все сто, рвали работу когтями и зубами, чтобы выжить в жестоком мире конкуренции.
Я играл с Олегом одни и те же роли в пяти спектаклях: он снимался, а я за него отдувался. Все было хорошо, пока оба не получили распределение на роль Мышкина в «Идиоте». Иногда я позволял себе опаздывать на репетицию, приходил, а Олег уже стоял на сцене в нашем общем плаще. Так проходит неделя, вторая, третья, я сижу в зале, смотрю, как он репетирует и совершенно не собирается уступать мне роль Мышкина. А мне тоже хочется выйти на сцену. Подошел к нему в перерыве:
— Олег, это как-то нечестно.
— Извини, Саня, но Мышкин — мой! Это не та роль, которую могу отдать даже тебе.
