То ли в шутку, то ли всерьез муж меня ревновал. Бывало, звонит:
— Куда спрятала мальчишку?
— Кого-кого?
— Не притворяйся! Я сон видел, что к тебе прибился малолетка. Смотри, Наташка, ведь перед людями стыдно будет!
Ревность свою он прятал, старался превратить все в юмор. Еще когда у Виталия Черменева стала играть, Андрей подкалывал: «Надо же, ты к нему так стремилась, а он вдруг раз — и сам объявился!» Небезосновательны были его слова. У нас тогда столько семей распалось, актрисы наши в главрежа повлюблялись смертельно. Но Черменеву за спектакли на злобу дня пришили антисоветчину и велели в двадцать четыре часа покинуть город. Он собрал свои книжки и уехал в Москву к Гончарову, своему учителю, на стажировку. Я видела его потом в общежитии совсем опустившегося. А когда Виталий внезапно умер, позвонила жена его брата. Я удивилась, как она меня нашла, и услышала: «В записной книжке ваш номер и рукой Виталия написано — «Самый лучший друг».
Святым и грешным был мой Андрей. Понимая это, я на многое закрывала глаза. Сегодня так себя казню, что не была рядом постоянно! За ним нужно было ухаживать, готовить ему, стирать, одевать. Он же тот еще франт был! Как ребенок: увидит модный свитерок — хочу! Я говорю, что нет денег. А он просит:
— Ну пожалуйста!
— Ладно, — соглашаюсь, — давай купим.
Коллеги в Театре имени Маяковского рассуждали подобным же образом: «Вот, человек выпивает — и что это за жена, которая за ним не следит?» Их слова мне передавали, и я переживала наедине с подушкой, со своими мыслями. Но все равно с Андреем мы по-прежнему встречались как в первый раз. Он волновался, когда к нам летел. А я старалась принарядиться, ведь не виделись три месяца. Бежала на рынок, чтобы приготовить что-нибудь вкусное, встретить. Он приедет, сядет за стол...
В 1991 году уж чуть ли не ключи давали, но случился путч, власть поменялась и квартира в Москве, как говорится, накрылась медным тазом. И чувство такой безысходности навалилось! Плакала ли я? Не то слово! Шутка ли, столько лет мы с дочкой провели в напрасном ожидании. Андрей, когда Маша еще грудная была, говорил: «Ну, подружка, вырастешь, мы с тобой горы свернем!» И вон оно как все обернулось. Маше исполнилось одиннадцать лет, отправила ее одну в Москву, и Андрей взял дочь с собой на гастроли в Ригу. Это было за год до его смерти.
