Когда я уже училась в школе, мама показала мне фотографию интересного черноволосого мужчины. Он явно позировал в ателье на фоне бархатного задника. Мама сказала: «Это твой папа».
Однажды мы поссорились и я в сердцах крикнула:
— Был бы папа, он бы меня понял!
И видимо, так ее обидела этими словами, что она сказала:
— А это и не папа твой вовсе, это артист.
И я разорвала карточку на мелкие кусочки.
Мама отдала меня в хореографический кружок во Дворце культуры. Наш педагог был из Москвы, сосланный в Сибирь. Его жена ему аккомпанировала. Они очень меня полюбили и, собравшись обратно в Москву, не раз предлагали маме: «Отдайте нам Таню. Вы одна, вам трудно. Мы ее выучим на балерину». Но мама ни в какую. Она посвятила мне всю жизнь, берегла меня, холила и лелеяла. Я была ее единственной отрадой. Наверное, напоминала любимого Сергея — как мне говорили, я была такой же замкнутой и отстраненной.
Однажды учительница вызвала маму в школу и пожаловалась: «Ваша Таня странная. Сидит за партой, но на уроке не присутствует. Я что-то рассказываю, а она в облаках витает. «Власова, — говорю, — повтори все, что я сказала». Она встает и, представляете, слово в слово повторяет».
Окончив школу, я поехала в Москву поступать в Институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Прошла собеседование по-английски, сдала экзамены, но получила тройку по истории и уехала, решив, что провалилась. Это все, наверное, от неуверенности в себе. Потом я приезжала поступать во ВГИК. Иду по коридору, догоняет меня паренек: «Что, на актерское поступаешь? Тебя не примут. Лицо у тебя невыразительное». Я тут же развернулась и не стала поступать. Почему его послушала, поверила?
В Риге, где я жила у родной тети, окончила Рижскую актерскую студию при консерватории. Это и стало началом дороги, которая привела меня к Армену...
Мы встретились уже взрослыми людьми: мне было двадцать четыре, он на восемь лет старше. За спиной опыт серьезных отношений — у Армена росла маленькая дочка Лена, моему сыну Степе исполнился годик. У детей было два года разницы.
Читаю интервью Армена, где он утверждает, что я ревновала, да еще и без повода, и поражаюсь. Как же у него все смешалось в голове! Наверное, он Ванновскую имеет в виду.
Позже, когда мы поженились, мама Армена мне рассказывала о его первой любви. Алла Ванновская была примадонной Ереванского русского драмтеатра. Он пришел туда в двадцать один год, играл маленькие рольки еще студентом.
Армен где-то образно выразился о Ванновской так: «Она была первой женщиной, которая ворвалась в мою любовную жизнь». Алла была старше на четырнадцать лет — по тем временам это было смело. Армен не скрывает и ее диагноз, он прямо называет его в прессе: «У нее была хорея, это еще называют пляской святого Витта».
Ванновская была замужем за актером того же театра старше ее, у них рос сын. Но она ради любви к Армену оставила мужа. Все в театре знали об их отношениях. Армен продолжал жить с мамой, с Ванновской встречался. Джигарханян уже стал известным актером, у него появились поклонницы, к которым Алла ревновала. У нее начали возникать первые признаки нервной болезни. Ванновской нельзя было рожать с таким диагнозом. Но она чувствовала, что теряет Армена, и решила, видимо, беременностью привязать его к себе. Наверное, это был жест отчаяния с ее стороны. В театре рассказывали, что Алла устраивала ему за кулисами сцены ревности.