Сколько себя помню, музыка звучала в доме всегда. Квартира в Аптекарском переулке располагалась над высокой аркой. Окна летом настежь открыты, и когда у нас пели, звуки благодаря арке усиливались и разносились по округе. Из-за сумасшедшей акустики не спали соседние дома, и жильцы не раз грозились написать жалобу куда следует. Однажды терпение лопнуло, они решили отомстить: поставили магнитофон к стенке и врубили на всю громкость бардов. Мама не растерялась и предложила: «Мои дорогие, лучше приходите к нам послушать вживую Сергея Никитина». Он как раз был у нас в гостях.
Родители были натурами темпераментными. Если вспыхивала мама, тут же «не по-детски» заводился папа. Как-то в честь Восьмого марта он принес маме с Бауманского рынка цветы. И они по этому поводу страстно поссорились. Мама упрекнула, что купил «неправильные» розы.
— Игорь, неужели непонятно, что эти бутоны никогда не раскроются?
— Ах так?! — закричал он. И через секунду букет полетел в окно, а мы с мамой кинулись вниз его подбирать.
После стычки папа обычно уходил, громко хлопнув дверью. Вечером они с мамой встречались в театре как ни в чем не бывало. И уже Зайчик, и в ответ Зая. Никогда не копили обид.
При этом папа ревновал жену так, что порой по квартире летали тарелки и бокалы. Отношения выясняли бурно: кто-то с обожанием посмотрел на маму, кто-то отпустил комплимент, что она красавица. «Это моя красавица и больше ничья!» — кипятился папа, он был страшным собственником.
Через много лет, уже после папиного ухода, я прочитала в интервью его мамы, Нины Евгеньевны, что личная жизнь ее сына не сложилась — ему фатально не везло с женщинами. Первая жена бросила, вторая оказалась женщиной с ребенком. Жаловалась, что Игорь в новой семье все домашние хлопоты взвалил на свои плечи. Готовил, нянчился с девочкой. Я же могу сказать одно: делал все это папа с огромным удовольствием!
Да и отношения с бабушкой (я так называла Нину Евгеньевну), пока папа был жив, были вполне нормальными. Мы ездили всей семьей к ней на дни рождения, поздравляли с Новым годом. Только я почему-то не любила у нее оставаться. Закатывала истерики, просилась домой. Однажды Нина Евгеньевна вышла в магазин, а я раскрыла мамину записную книжку, которую она забыла на столе, и принялась обзванивать ее друзей. Первым делом набрала номер режиссера и пожаловалась, что опять «злыдни-родители» оставили одну и мне нечего есть. При том что еды у бабушки всегда было в избытке, а аппетитом я по-прежнему не страдала. Когда режиссер рассказал маме о звонке, она не знала, куда от стыда деться. После того как папы не стало, Нина Евгеньевна перестала с нами общаться. К сожалению, наши отношения закончились.