От ближайших и до самых дальних родственников мы — Боярские — были единым целым. Делили и печали, и радости, близко ощущая кровную связь.
Недавно мне приснился дед. Живым его я никогда не видел. Митрополита Ивановского и Кинешемского Александра Боярского расстреляли еще в 1937-м, задолго до моего рождения. Появился он в шляпе, в рясе. Очень обрадовался, увидев меня, отвел в сторонку: «Ну, что с нашей семьей?»
Так много хотелось ему рассказать! Что я артист, что у меня дети, внуки. Он был весь в предвкушении: сейчас узнает, что происходило за его долгое отсутствие. Но тут я проснулся!
«Какой у тебя был дед!» — непременно с восклицанием повторял папа. Александр Иванович постоянно присутствовал в наших разговорах, отец показывал мне его фотографии, чтобы приобщить к семейной истории. Дед мой служил в Колпино в Троицком соборе. Прихожане — в основном рабочие и служащие Обуховского завода — обожали молодого священника: Боярский был речист и красив. Народ на его проповеди валом валил.
Бывший митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир как-то заговорил со мной по-французски и очень удивился, когда я его не понял: «Думал, ты владеешь языками! Нехорошо!»
Владыке, к слову, преподавала французский, немецкий и английский моя бабушка. Дома хранится фотография, запечатлевшая их вдвоем во время занятия. А внук остался неучем, и правда — нехорошо, но что было делать, война нарушила течение жизни. Так бы я с удовольствием. Тяга к чтению философских книг мне, наверное, тоже досталась по наследству от деда. Блестяще знавший историю, культуру, языки Александр Иванович вел остроумные философские диспуты с Луначарским. Он принял революцию и представлял обновленческую церковь, был христианином прогрессивных взглядов. Деревья под ветром гнутся, ветки трещат, но ствол остается целым. Не сломался и дед.
