Несмотря на трагический финал, об Александре Ивановиче у нас остались не горестные, а светлые воспоминания. Рассказы отца были так ярки и живы, что возникло чувство, будто помню, как дед держит меня на коленях. Веселый, с бородой...
Жаль, что я рос без него! Это очень крепкие родственные узы — внуки и дед. Уходящая натура и приходящая. Уровень понимания мира маленьких и стареньких невероятно близок. Ты живешь в пределах территории, доступной взору: несколько квадратных метров, где обитает твоя семья. Мне кажется, к концу жизни большего и не нужно. Главное — любить ближних как самого себя. Поэтому бабушки и дедушки всегда так трепетно относятся к внукам, а те — к старикам.
Жаль, не успел в недавнем сне поговорить с дедом. Обязательно рассказал бы, что три его сына пошли в актеры. Думаю, Александр Иванович не возражал бы. Бабушка, учась в Смольном институте благородных девиц, играла Антигону. Любила театр всей душой, не пропускала ни одной премьеры и задала камертон той атмосфере, в которой жила семья. Первым воплотил несбывшиеся мечты матери о сцене Сережа. Папа уже лет с четырнадцати знал, кем ему быть. Но поступить в театральный институт получилось не сразу. Сына священника не хотели принимать. Режиссер и педагог народный артист России Борис Сушкевич увидел в Боярском перспективного студента и настоял, чтобы его взяли в студию при Ленинградском театре драмы имени Пушкина. Потом к отцу примкнула остальная родня: дядя Коля, окончивший театральный после войны, дядя Леша, мой брат Саша... Жена дяди Коли и моя мама — тоже актрисы. Такая вот театральная семейка сложилась. Только дядя Павлуша стал инженером, запатентовал несколько изобретений.
«Он был невероятно мощным», — так говорили о моем отце. Тогда, по счастью, кино и телевидение еще не приобрели сегодняшних устрашающих масштабов и в театре видели храм, папа относился к сцене как наш дед к церкви. Это было великое служение. Нельзя войти в театр в шапке, недопустимо громко топать за кулисами, опаздывать на репетиции, роль следует заучить наизусть на следующий же день после получения. У отца была фантастическая память. Он мог за ночь запомнить любой текст! В труппе этим часто пользовались. Когда заболевал артист, вместо того чтобы отменить спектакль, обращались к Боярскому:
— Сереж, выручишь?
— Да!
Всю ночь он ходил взад-вперед по комнате, что-то бормотал, дымил папиросой, а на следующий день был готов играть.
