Это же вращение с откинутой назад головой! Помощники режиссера кричат: «Скоро начинаем!» — а Наташа с места сдвинуться не может. В общем, сделала два легких вращения, а остальное время так называемой пробной программы провела в поддержках у Саши на руках. Дальше все наладилось: тренировки под руководством Тамары и Игоря Москвиных проходили каждый день и мышечная память восстановилась. Но все равно основную нагрузку вытянул Горелик. Когда я чувствовала его руки, была абсолютно за себя спокойна. До сих пор благодарна Саше за это счастье. Тем более что «Голубой лед» стал моим последним фильмом. Я так решила. И вовсе не потому что разонравилось кино или надоели скандалы, которыми сопровождались все мои кинематографические «каникулы», — руководство театра не приветствовало подобные эскапады. Просто балет всегда был главным делом жизни.
Остальное — не более чем отвлечение от основной темы. Отвлекаться и дальше, рискуя расстаться с Большим, я не могла. Поэтому резко и однозначно отказалась от последующих предложений, попросив аннулировать мои досье на киностудиях. Настолько ошарашила звонивших странным и несколько агрессивным ответом, что меня не трогали лет двадцать.
В моей жизни тогда происходил целый вихрь событий. Радостных — зачисление в труппу Большого театра, съемки в «Голубом льду». И печальных — папа принял решение уйти из семьи. Для меня это стало полной неожиданностью: родители никогда не выясняли отношений, выглядели вполне счастливыми и довольными. Я безумно переживала за маму. И не могла простить отца. Больше десяти лет с ним не разговаривала, пересмотрев свое отношение лишь с рождением собственного сына.
Но тогда и мама, и я оставались непреклонны. Папа каждый месяц приносил маме деньги, но она не брала. Он пытался передать их через соседей, друзей, но конверты возвращались к нему нераспечатанными. Мы были бедные, но гордые. Мама продавала фарфоровые сервизы, хрусталь, столовое серебро, книги из домашней библиотеки. Устроилась работать во ВГИК. Должность приносила копейки и нужна была только для того, чтобы занять одинокие вечера. Уже не помню, кем она работала, — я не очень-то интересовалась, больше занятая собой, любимой. Вскоре мама устала ездить через полгорода и устроилась поближе — в Институт космической медицины. Но в итоге, уволившись и оттуда, снова занялась домом. Я стала больше зарабатывать в театре, выезжать на гастроли, и мы могли себе это позволить.
С годами мама примирилась с отцом, он стал приходить, поздравлял ее с днем рождения, привозил цветы, хорошее вино, конфеты. Я познакомилась со своей младшей сестрой, мы и сейчас дружим. Повзрослев, пережив любовь и разочарование, простила отца и поняла его. В жизни всякое бывает...
Первое время в Большом я была в составе кордебалета. Репетиторы наблюдали за новенькими, отбирали шестерочки и четверочки для выхода на сцену. В такой четверке меня и разглядел Родион Константинович Щедрин.
В один прекрасный день завтруппой попросила меня зайти к Майе Михайловне в гримуборную. Плисецкая долго и подробно рассказывала, каким она видит будущий балет «Анна Каренина».
Щедрин пишет музыку, художником будет Левенталь. Слушая ее, я качала головой, как дрессированный слон, а про себя думала: к чему она все это говорит? Наконец Майя Михайловна объяснила:
— Родион Константинович внимательно отсмотрел всю труппу и решил, что Кити будешь танцевать только ты.
От счастья я не знала, что и сказать.
— Спасибо, спасибо, Майя Михайловна, спасибо, — оригинальнее ничего не придумала.
Перед Майей Плисецкой все в театре робели. Она была шикарная, гениальная и очень эмоциональная. Ее отличали царская стать и потрясающий, гипнотизирующий взгляд. Первый раз столкнулась с ней в лифте, мы ехали вдвоем. Не имею привычки пялиться на людей, и тем не менее не могла отвести глаз.
