Как только за нами закрылась дверь, он повалил меня на кровать и стал душить...
— Кто там? — спросил из-за двери муж.
— Это я, — ответила ему и не узнала свой голос.
— Кто я?
— Да открывай же, — произнесла, еще не осознавая до конца всей нелепости ситуации, но уже предчувствуя надвигающийся кошмар.
Он возник на пороге в халате, отвел глаза в сторону.
Потом даже как-то зажмурился и сказал, что не один. Это был удар. Громом, сковородой, всем сразу. Словно выброшенная на берег рыбина, я беззвучно и глупо разевала рот, оглядываясь по сторонам — в прихожей стояли две пары женской обуви. Пройдя в ванную и увидев на полочках аккуратно расставленную косметику, я наконец начала соображать: да ведь эта женщина жила здесь не одну ночь!
Лебедев ходил за мной по квартире и повторял как заклинание: «Это не то, что ты думаешь. Я люблю тебя. Она просто помогала готовить и убирать квартиру».
Тем временем «помощница» с красными пятнами на щеках судорожно собирала свои вещички.
«Вы не суетитесь, мне тоже приходилось бывать в такой ситуации», — произнесла я сдержанно.
А у самой зуб на зуб не попадал, так колотило. Наконец она ушла. «Надо срочно ехать на вокзал и как-то доставать обратный билет в Москву», — крутилась в голове одинокая мысль. Но, обессиленная, я не могла даже пошевелиться.
Лебедев три дня просил прощения за это «маленькое недоразумение». Однако покаянные речи мужа не смогли поколебать мою решимость покончить с «законным браком». Он еще долго звонил мне в Москву, канючил, твердил, что страдает от нашего разрыва. Но я и за семьсот километров чувствовала: врет — эта женщина там, в его питерской квартире.
Я не стала требовать немедленного развода. Мне было проще, чем другим обманутым женам: не надо разъезжаться, делить имущество. В моей московской квартире никто не видел, как я плачу по ночам.
И еще — у меня ведь оставался Большой театр. Заходила в репетиционный зал и забывала обо всем. Потому что больше всего на свете любила танцевать. Всегда, с самого детства.
В четыре года я увидела по телевизору показательные выступления чемпионата Европы по фигурному катанию. Чем уж так потрясла мое детское воображение фигуристка Индра Крамперова, не помню. Но — потрясла. И я захотела стать такой, как она. Упрашивала родителей отвести меня на лед. Поначалу они не обращали внимания. Мало ли что взбрело дочери в голову, у детей каждый день новые прихоти. Но я продолжала настаивать. И мамочка привела меня к тренеру Татьяне Александровне Гранаткиной, воспитавшей замечательных фигуристов Людмилу Пахомову и Сережу Четверухина.
— Хорошая девочка, — сказала Гранаткина.
— Но мы таких маленьких не берем, приводите годика через два.
Как?! Что же буду делать все это время? Поддавшись внезапному порыву, выскочила на середину расстеленного в раздевалке ковра.
— Перед вами выступает чемпионка Европы Индра Крамперова, — выпалила я и стала выделывать пируэты и па, имитируя движения фигуристов.
Свидетели этого импровизированного шоу хохотали до изнеможения. А Татьяна Александровна, вытирая выступившие от смеха слезы, сказала:
— Приходи завтра на тренировку, чемпионка Европы!
Отчаянно и решительно я пробила себе дорогу в большой спорт и ни разу не пожалела о своем выборе. Кататься начала в обычных красных ботиночках, к которым привинтили коньки — специальные ботинки такого крошечного размера в то время не продавались. На тренировки приносила любимого плюшевого мишку, который ждал моего возвращения в шкафчике раздевалки. Мне нравилось все: головокружительные пируэты, холодный искрящийся лед, пролетающий под ногами, и падающие хлопья снега, когда мы занимались на открытой площадке. До сих пор иногда снится, что я лечу по ледовой арене...
На занятия меня возила мама. Папа, полковник ВВС, начальник кафедры Академии имени Жуковского, готовил к полету первых космонавтов и обеспечивал семью. А мама, окончившая филфак Московского университета и режиссерский факультет театрального вуза, посвятила себя дому и дочери.
