В жарких семейных перепалках упражнялись все от мала до велика, принимая ту или другую сторону.
Мы, детвора, гужевались за отдельным кругленьким столиком, по-особому накрытым, с маленькими стульчиками вокруг. А во главе взрослого стола всегда сидел дед Иван. Всю войну он прошел рядовым пехотинцем, вернувшись с великой Победой, но без обеих ног. Мы, мелкота, побаивались его сурового облика, но это не мешало нам устраивать кучу-малу, завоевывая первенство обладания дедовой инвалидной тачкой, чтобы раскатывать на ней по дому. Дедушка, к слову сказать, постоянно сидя дома в своем допотопном кресле (других не было), со скуки играл с государством в азартные игры. Но вопреки расхожему мнению, оказался удачлив, выиграв в «Спортлото» десять тысяч рублей — сумасшедшие по тем временам и нашему карману деньги.
Семейство наше можно отнести к нищей советской интеллигенции.
Мы не голодали, на Новый год сервелатом и черной икрой из заказов баловались. Но на фоне детей дипломатов и партработников, с которыми я училась в элитной английской школе (спасибо маме, она возила меня каждое утро с «Ботанического сада» на «Китай-город»), была, как сегодня говорят, полным отстоем. Но это никак меня не угнетало и не развило особых комплексов. Во-первых, в семье воспитывали по принципу «не выделяйся, не высовывайся», во-вторых, советская атмосфера всеобщей усредненности способствовала. Все мы: и крутые, и не крутые — ходили в одинаковой форме (и сейчас ностальгирую по нарядным белым фартучкам), никаких сережек, колечек, браслетов, стильных причесок, и уж тем более нельзя было перекрасить волосы или пользоваться косметикой.
По внутренней сути мы были разными, внешне — все под одну гребенку. Теперь думаю: это совсем неплохо в нежном возрасте, потому что давало мне возможность чувствовать себя не менее счастливым ребенком, чем дети более обеспеченных родителей. И в детском саду, и в школе.
В стабильный период «уравниловки» обычную для всех ИТР зарплату в сто двадцать рублей родители так или иначе, но растягивали от получки до получки. В девяностые же все погрузилось прямо в какой-то жуткий триллер. Мало того что с пропитанием стало тяжело, с одежкой был совсем ужас. А у меня как раз переходный возраст, а это значит — что? Возникла потребность выделяться! Чтоб заметили те, кому хочется нравиться.
А для этого мало кокетничать, флиртовать — выглядеть надо, и не как-то, а стильно. Какое там! Когда ты зимой и летом одним цветом — единственная белая водолазка и куртка на все сезоны. То есть если постирала, то уж и выйти не в чем. Вот тут как раз вторая моя семья на помощь приходила, ее я в театральной студии обрела, куда меня отдал отец, чтоб не болталась без дела по улицам. Как мы встретились там с моими девчонками в наши десять лет — так до сих пор вместе. Уже больше четверти века живем по принципу «Один за всех, и все за одного», вышеупомянутая Инна Грахова — как раз из них, сестрищ моих верных, еще Ленка Орлова и Наташка Акимова. Так вот, ездила к Ленке с ночевкой, стирала и сушила над газовой плитой (у нас дома была электрическая) скудное содержимое своего гардероба, поскольку на смену ничего не было. Но и эту проблему нельзя назвать иначе чем пустяком, который даже смешно вспоминать, особенно сейчас, когда бытовой комфорт возведен в культ.
Не то чтобы в моей жизни не было серьезных ухабов, но с тем, что заложили родители и укрепляла наша детская дружба, не так-то легко вышибить из седла.
Даже если покачнешься, рядом всегда окажется надежное плечо — и не одно. То, как важна семейная и дружеская опора, что это основа основ всей будущей жизни, понимаешь, конечно, уже повзрослев. Хотя, помнится, лет в восемнадцать мне уже хватало ума на семейных праздниках поднимать за старшее поколение бокал со словами: «Спасибо, что сохранили». Но увы, где-то по дороге жизни за порогом дома я позабыла об этом открытии. Легкомыслие молодости берет свое, незаметно, медленно, но верно подмывая даже самое крепкое основание.
В шестнадцать я неожиданно для всех и для себя самой поступила в Щукинское училище.
