Он человек с юмором.
Я появлялась на съемках, только когда приглашал Говорухин. «Белый взрыв» об альпинистах, противостоявших фашистской дивизии «Эдельвейс» во время Великой Отечественной войны, Слава снимал в Приэльбрусье. Нас с монтажером Валей Олейник он взял с собой, мы собирали отснятый материал. На съемочную площадку в горах группу доставляли на вертолете, канатная дорога доходила до полпути, а дальше к месту съемок вел сложный альпинистский маршрут.
И однажды Слава предложил: «Девчонки, сегодня полетите с нами, посмотрите на красоту неземную».
Первая партия отправилась в горы, а я с Валей и Сережей Никоненко осталась ждать на вертолетной площадке. Прошел час, вертолет за нами так и не вернулся. Два, три часа — связи с группой нет, мы не можем ничего понять. Ждем, все на нервах. Прошло часов пять, и вдруг видим — с горы бежит оператор. По лицу стекает кровь, он явно не в себе и только орет: «В живых никого не осталось! Все погибли! Вертолет разбился!»
У меня подкосились ноги. Но слез, истерики не было. Команда спасателей собралась довольно быстро и отправилась в горы. Но и мы не могли сидеть на месте. Вместе с Валей и Сережей поднялись по канатной дороге. Наверху лежал огромный валун.
Первым, кого увидели, был актер Бухути Закариадзе. Он сидел на камне, одетый для съемок в национальный костюм, и плакал. Сцена снималась неподалеку от канатки, и он не полетел с группой. Ему объявили, что Слава погиб, а Закариадзе его очень любил.
Не знаю, почему и там сдержалась. В висках стучало лишь одно: пока ты не видела мужа мертвым, он жив.
— Пойдемте с нами, — предложили мы Бухути.
— Я старик, не смогу туда добраться.
И мы отправились в горы с Валей и Сережей, нам показали приблизительное направление. Горный хребет преодолевали около двух часов. Когда до перевала, за которым лежало то самое ущелье, где разбился вертолет, оставалось метров тридцать, мои ноги налились тяжестью.
«Сережа, — попросила я Никоненко, — поменяйся со мной обувью, а то у меня ботинки тяжелые, не могу идти».
Сережа все понял.
Молча снял свои кеды, размер ноги у него небольшой, кое-как обул мои ботинки. Мы еле-еле взобрались на крутой хребет, с которого можно было только скатиться вниз. Оттуда я увидела Славу. Он лежал на носилках без движения, на лице — кепка. Внутри у меня все похолодело. Я кубарем слетела к нему с горы. Не понимаю, как ничего себе не переломала.
«Слава! Слава!» — кричала я, но он не реагировал.
Когда до носилок оставалось метров двадцать, кто-то потряс Говорухина за плечо: «Смотри, вон твоя Галя!»
Слава сдернул с лица кепку, приподнялся на носилках, а я, рыдая, бросилась ему на шею.
Потом всех пострадавших спускали вниз на вездеходах. Приезжала комиссия, разбиралась, почему вертолет упал. Вынесла вердикт: ошибка пилотажа. Славе эти люди сказали: «Вы родились в рубашке».
Говорухин стоял между салоном и кабиной пилотов. За считаные секунды до того как вертолет рухнул и стал разваливаться, он почему-то отступил на несколько шагов назад. Кабина потом разломилась ровно в том месте, где он стоял. Останься он там — не выжил бы. Слава отделался тогда несколькими переломами. Смерть прошла стороной.
С тех пор он не может летать утренними рейсами, ему надо хорошо выспаться, встать, спокойно попить чаю, выкурить сигарету, настроиться на полет.
Однажды такой возможности у Славы не было: он полетел в Нью-Йорк на Неделю российского кино, где показывали его картину, ранним рейсом. Самолет поднялся в воздух, и Слава потерял сознание, начал умирать. Он потом рассказывал: «Ты вернула меня с того света. Я вдруг услышал, как ты истошно орешь: «Слава! Слава!», просто чуть с ума не сошел от твоего визга и сразу пришел в сознание».
Если Говорухин доверяет человеку — то на сто процентов. По-настоящему родных людей у него не так уж и много. Самым близким Славиным другом был Высоцкий. Говорухин один из немногих, кто понимал, насколько Володя талантлив, и при жизни Высоцкого. Слава потрясающе читает Володины стихи.
Помню, на съемки «Места встречи...»