Две пары людей движутся навстречу друг другу, чтобы воссоединиться на ужине в ресторане во французском захолустье с говорящим названием «Второй акт». Первая — двое друзей: Давид пригласил своего друга Вилли на встречу со своей девушкой Флоранс, которую совсем не любит, и даже позвал он его не просто так, а чтобы тот соблазнил даму и отвадил от Давида. Тем временем Флоранс, затащившая на ужин своего отца Гийома, рассказывает о том, как влюблена в Давида… пока играющий отца актер Венсан Линдон вдруг не выходит не только из себя, но и из образа папаши, начав жаловаться, как его достало играть во всякой любовной фигне. Леа Сейду, тоже перестав быть Флоранс и став собой, просит Линдона вернуться к роли и продолжить съемки. Слом «четвертой стены» быстро становится для персонажей фильма нормой.
Да, в этой короткой завязке вся суть кинематографа Кантена (или, как его иногда неверно кличут, Квентина) Дюпье — издевка над принятыми в кино законами и порядками давно стала для него главным стилистическим принципом. Надо отдать должное отборщикам Канн, поставившим «Второй акт» на открытие очередного фестиваля: чувство уместной и необходимой самоиронии им не чуждо. Фильм, откровенно издевающийся над самой идеей фестивального кино (длинные планы, снятые одним дублем, долгие разговоры, разговоры об опасности культуры отмены и общая вычурность), демонстрировался на крупнейшем киносмотре мира. К слову, творчество Дюпье — идеальная возможность зайти в авторское кино, а «Второй акт» — повод убедиться, что «фестивальщики» отнюдь не всегда такие зануды.
Интересно, кстати, что в последние годы Дюпье все чаще снимает звезд, что неожиданно для режиссера-визионера, смеющегося над самой идеей кинематографа. «Второй акт» собрал трех крупнейших французских артистов — Луи Гарреля, Леа Сейду и Венсана Линдона. При этом съемки в таком кино были для первых двоих определенным репутационным риском: оба — отпрыски крупнейших кинематографических семей (отец Сейду руководит Pathe и дружит с Миком Джаггером, Луи имеет в родственниках легендарных Филиппа Гарреля и Жан-Пьера Лео). Просто представьте себе, как если бы условные Иван Янковский, Никита Ефремов и Надежда Михалкова сыграли бы в кино, которое откровенно издевается над высокопарностью советского кинематографа (с которым у современного французского немало общего).
И потому вдвойне здорово, что Дюпье, сохраняя свою фирменную, скорее добродушную, нежели откровенно издевательскую интонацию, умудряется от души пройтись по всем штампам, связанным с фестивальным кино. При этом не скатываясь в некую самопародию и «азаза», а оставаясь в рамках большого искусства. Смотреть, как именитые артисты (к слову, Рафаэль Кенар, играющий друга Давида, ничем им не уступает) прямо в кадре меняют образы практически по щелчку тумблера туда-сюда — отдельное удовольствие. В такие моменты грань между жизнью и кино стирается — и наступает, как сказали бы Монти Пайтон, нечто совсем другое. Если хотите — начинается настоящее кино, такое, которое и призвано стирать грани и дарить зрителю новые смыслы.
{current_photo_index}/{total_photo_count}
