Марк Анатольевич на репетиции от меня добивался правды:
— Вы родились в интеллигентной семье, а мне нужна простая баба, которая может рявкнуть: «А ну, пошла отсюда вон, закрой дверь!»
— Марк Анатольевич, я так не умею.
— Ну, тогда идите в магазин «Мясо» напротив, поучитесь.
Я стала ходить туда и слушать, как продавщицы по-хамски разговаривают.
Елена Алексеевна Фадеева играла мать героини Инны Чуриковой. Однажды Инна, репетируя с ней, так вошла в роль, что швырнула кастрюльку и нечаянно сломала руку Елене Алексеевне.
В конце спектакля на сцене вдруг появлялся оркестр, в котором мы все играем на разных инструментах: я на виолончели, Инка на скрипке, естественно, под фонограмму. Все героини объединились, как в симфоническом оркестре, услышали друг друга...
Перед премьерой спектакль сдавали комиссии. Татьяна Ивановна пошла на худсовет, а мы — Инна, я и Света — ждем в гримерке приговора.
Пельтцер приходит расстроенная: «Ребята, спектакль не приняли». «Где вы нашли такую бедность, разруху, ну что это такое, это разве наш советский человек?» — посыпались претензии. А мы уже так полюбили наш спектакль. У нас у всех слезы на глазах. Заглянул в гримерку Марк Анатольевич и пообещал бороться за постановку. Мы поехали к Инне, зажгли свечи, открыли томик Анны Ахматовой, стали читать ее стихи и плакать. И в этот момент приезжает Коля и начинает нас тормошить: «Девчонки, вы что, с ума сошли? Это только начало борьбы!»
И ровно через год мы сыграли премьеру. Зал был полон. На прогон пришли Олег Борисов и Людмила Гурченко, они вместе с залом плакали в финале.
Татьяна Ивановна играла гениально, просто сказочно. Зал был очарован. Мы так сдружились на этом спектакле. Пельтцер приносила Инуське, зная, что у нее открылась язва, кашу геркулесовую в термосе. Только Инночка выбежит со сцены, она ей ложку в рот.
У Пельтцер в этой роли были огромные монологи. К сожалению, она стала забывать текст. Ей было уже 86 лет. Мы с Инной пытались спасти положение, раскидывая ее монолог на нас двоих...
Однажды Марк Анатольевич зашел к нам и грустно сказал: «Сегодня был последний спектакль «Три девушки в голубом». Вы сыграли его и посвятили Татьяне Ивановне Пельтцер, он всегда останется ее спектаклем, поэтому никакого ввода на ее роль не будет, мы прощаемся с ним». Конечно, нам было очень тяжело, но мы согласились с решением режиссера. Захаров показал силу воли и благородство перед актрисой, которая так гениально играла...
— Вашим партнером на сцене был Леонид Броневой...
— Выдающийся актер! Марк Анатольевич еще на съемках фильма «Тот самый Мюнхгаузен» стал его обхаживать. И Броневой дал ему слово, что придет в театр. Но пришел он не сразу...
У него была редкая способность: его роль в процессе репетиции удивительным образом становилась центральной. О его непростом характере слагали легенды. Мы с ним были заняты в спектакле «Чайка», я играла Полину Андреевну, а он Дорна. Его роль была сыграна им виртуозно. Однажды мы репетировали сцену, и я ему говорю: «Вы так себя ведете, а ведь я вас люблю (у нас же была любовь), ну обратите на меня внимание!» И после этих слов я в сердцах ударила по столу. Вдруг Леонид Сергеевич подскочил, повалил меня и стал душить. Настолько вошел в роль! Я же его раздражала, преследовала своей любовью. Марк даже закричал:
— Стоп, стоп!
Броневой смешался:
— Прости, простите, пожалуйста...
Это было так неожиданно, что я не успела испугаться.
Когда Броневой только пришел в театр, он уже был известным актером, смотрел на нас несколько свысока. За его плечами был Мюллер из «Семнадцати мгновений весны».
Помню нашу первую репетицию. Я по роли начинаю его обнимать, целовать, а он вдруг говорит:
— Стоп, стоп!
Марк Анатольевич не понимает:
— В чем дело?
Леонид Сергеевич спокойно отвечает:
— Я должен к ней привыкнуть.
После репетиции спрашивает:
— Что ты сегодня делаешь вечером?
— Играю спектакль...
— Заезжай за мной, поедем с тобой в машине по городу, будем разговаривать о жизни.
Коля звонит:
— Где ты?
— Мы катаемся с Броневым по Москве, привыкаем друг к другу.
Конечно, в итоге мы полюбили друг друга. Броневой на все праздники делал мне подарки. Он был удивительной скромности человек. Когда Лужков давал актерам квартиры, отказался: «Да у меня есть квартира на Бронной». Мы его хором уговаривали: «Леонид Сергеевич, вы можете ее продать или сдавать. В конце концов, купите своей Викулечке что-нибудь оригинальное, поедете куда-нибудь отдыхать». В общем, в итоге он согласился...
