На тот вечер пришла и актриса Татьяна Шмыга, у нее к Яковлеву имелись свои «счеты» — еще со времен «Гусарской баллады». В кулуарах Татьяна Ивановна рассказала мне забавную историю: «Когда мы снимались у Рязанова, Юра каждый день стрелял у меня деньги — «Танька, дай трешку до получки». Просто Яковлев с другими молодыми артистами каждый вечер после смен «гусарили» не хуже, чем герои фильма. Съемки закончились, а деньги он так и не вернул». Я говорю: «Татьяна Ивановна, ну так пришло время — пятьдесят лет минуло! Пойдемте к Юрию Васильевичу, и вы ему скажете: «Юрка, трешку-то верни!» Со Шмыгой я подружился примерно в то же время, что и с Марковой. Это я их и познакомил. Римме Васильевне Татьяна Ивановна очень нравилась. Про нее она мне говорила в своей манере: «Шмыга — это звездень!» Что означало — она недосягаемая. Помню, какой урок преподнесла мне Римма Васильевна после программы Алексея Петренко. Мы своими силами готовили небольшой сабантуй, и Татьяна Ивановна сама вызвалась порезать колбасу. Увидев это, Римма Васильевна отвела меня в сторонку и гневно сказала: «Ты с ума сошел?! Ты понимаешь, что у тебя народная артистка СССР колбасу режет? Запомни, если не можешь достойно принять таких людей, лучше совсем застолье не проводи!» Ее мнение было очень важным для меня. Когда после вечеров Людмилы Касаткиной, Татьяны Шмыги, Валентина Гафта, Владимира Зельдина, Аллы Баяновой и других актеров их уровня я пригласил выступить кого-то из младшего поколения артистов, Маркова, посмотрев программу, сказала: «Знаешь, ты взял такую высокую планку... Вот и держи ее, не опускайся ниже». И эти слова стали для меня определяющими. Все, что бы я ни делал, по сей день меряю той планкой.
Бездарные люди внимание Риммы Васильевны не занимали совсем, а вот о некоторых несомненно талантливых актерах она говорила: «Да, это прекрасные артисты. Но я, несмотря на талантливую игру, вижу кухню этого актера — то есть понимаю, как он работает. А я не должна ни как зритель, ни как коллега этого замечать». Зато когда Маркова видела людей, которые достигли высочайшего уровня мастерства в профессии, она не скупилась на комплименты. Например, вот что она мне рассказала после вечера Владимира Зельдина: «Когда я только приехала в столицу, вся Москва ходила смотреть на Альдемаро в исполнении Зельдина в спектакле «Учитель танцев» — это была настоящая театральная жемчужина. И ты не представляешь, сколько раз я видела этот спектакль — наверное, больше тридцати. Потому что, если мне становилось совсем тяжело, а жили мы с братом Леней (Леонид Марков — известный актер. — Прим. ред.) очень бедно и трудно, я покупала билет и шла смотреть на Зельдина. Для меня его «Учитель танцев» был лучшим лекарством».
В те годы ее часто выручал Дом актера. «Тут тебя и накормят, и обогреют, и приласкают, — говорила Римма Васильевна. — Шефство надо мной взял сам Александр Моисеевич Эскин — его легендарный директор. Он вообще к театральной молодежи с большим вниманием и пониманием относился. Однажды я заглянула к Эскину в Дом актера, а у него в гостях оказался сам Леонид Утесов! Мне Александр Моисеевич сказал: «Заходи, посидишь с нами». А Утесова попросил: «Леня, спой нам что-нибудь». Леонид Осипович начинает петь. А я счастью своему не верю — сижу с Утесовым за одним столом, так еще он и поет, можно сказать, персонально для меня. Утесов тогда только овдовел, и по его внешнему виду было заметно, что ему не хватает женского внимания. И сердце мое сжалось — так мне его стало жалко. Все его любят, боготворят, а при этом он такой пожилой, уставший, неухоженный, пиджак почистить некому... Я так расчувствовалась, что, когда он закончил петь, вскочила, обняла его, будто сгребла в охапку, и сказала: «Леонид Осипович, женитесь на мне! Я вам буду готовить, ухаживать за вами...» Он, конечно, все понял. Был мудрым человеком, поэтому ответил очень деликатно: «Девочка моя золотая, спасибо тебе. Но ты даже не представляешь, что предлагаешь...»
