Конечно, режиссер Михаил Калик был большим мастером, и это счастье, что мои первые главные роли в кино были сыграны в фильмах, ставших киноклассикой. Но Михаил Наумович жил и работал на надрыве, наверное, потому что был репрессирован, отсидел три года. Работать с ним было непросто. А еще у Калика было две слабости. Первая — антисоветскость, в силу того, что он пострадал от власти. Вторая — женщины. Он был одержимым в этом смысле человеком.
— Значит, неслучайно в этом фильме оказались такие красотки, как Виктория Федорова и Наталия Богунова? У «мальчиков», то есть у вас, Михаила Кононова и Николая Досталя, романов с ними не было?
— Федорова озорная была — в хорошем смысле, любила поиграть мужчинами, но ей тогда было не до нас. У нее был роман с известным футболистом Мишей Посуэло, который даже приезжал в Евпаторию ненадолго. Что касается Богуновой, то Калик с нас троих взял расписки, что мы не тронем Наташу, которой было всего пятнадцать. По закону, в экспедиции ей полагался сопровождающий или педагог, но его не было, юридическую ответственность за девочку нес Михаил Наумович. Богунова страдала, когда мы собирались компанией вечером после съемки, — на юге было очень дешевое вино, а ее никогда не брали. Коля Досталь к ней ходил одно время, но у него с Наташей ничего не было.
Как я вспоминаю сейчас, зная последующую историю жизни Богуновой, в ней была какая-то неправильность, болезненность. Тогда я не понимал, что это, но, когда целовал ее в кадре, она никогда не вызывала во мне желания, мужского интереса. Мне кажется, у нее была какая-то гормональная патология, позже вылившаяся в психическое нездоровье. Сказалось это не сразу. Наташа вышла замуж за Сашу Стефановича, в театре у нас играла. Богунова была любимой ученицей Бориса Бабочкина, который руководил ее курсом во ВГИКе. Он, собственно, и устроил ее в Театр Моссовета.
— Несмотря на блистательный старт в кино, вы после Щукинского училища тоже поступили на работу в театр — Ленинского комсомола. Почему именно туда?
— Потому что им руководил Эфрос. Я не мыслил своей жизни без театра и хотел работать именно у Анатолия Васильевича. Показывался ему со своей постоянной партнершей Марианной Вертинской. Все четыре года в «Щуке» работал с ней и Витей Зозулиным. Ребята подыграли на показе к Эфросу, и он меня взял, а я им подыграл на показе в Театр Вахтангова, и Рубен Николаевич Симонов взял и Машу (в обиходе Марианну все Машей звали), и Витю.
— Вы были влюблены в Вертинскую?
— В нее все были влюблены, настолько она была очаровательна. Но у Маши был роман с Андреем Кончаловским — взрослым, достойным и интересным мужчиной. Какой интерес на его фоне мог вызвать молоденький мальчик? У нас моложе всех были я и Наташа Селезнева, нам обоим было шестнадцать, когда мы поступили.
Романтических отношений между мной и Машей Вертинской никогда не было, но нас всю жизнь связывают дружеские. Этим летом мы с женой были у нее на юбилее. Маша играла мою жену в фильме «Пена» по пьесе Сергея Владимировича Михалкова.
— Как складывалась ваша жизнь в театре?
— Я недолго там проработал, но успел сыграть две центральные роли. Одну в спектакле «Похождения зубного врача» по пьесе Александра Володина, другую в спектакле «До свидания, мальчики» — ту, которая в кино досталась Мише Кононову. Моего киногероя Володю Белова играл Саша Збруев в очередь с Геной Сайфулиным. Хороший был спектакль. Жаль, что через несколько месяцев меня забрали в армию. Мне был уже 21 год, все отсрочки закончились.
Однажды вызвал военком Дзержинского района, в котором я тогда жил: «Евгений Юрьевич, направляем вас служить в Центральный академический театр Советской армии, они вас очень хотят». Там много лет была команда артистов-военнослужащих. «Соглашайтесь, — посоветовал военком, — а то очнетесь где-нибудь на Дальнем Востоке». И в свой день рождения, 8 декабря, я пришел сдаваться в кабинет Андрея Алексеевича Попова, художественного руководителя ЦАТСА, выдающегося артиста, уникального человека и впоследствии моего партнера.
