— В легендарную картину «Я шагаю по Москве» вы ведь попали практически случайно?
— Однажды пришел на «Мосфильм» со своим однокурсником Витей Зозулиным — послоняться по студии, чтобы обратить на себя внимание. Послоняться мы не успели, потому что встретили знакомого с вечернего отделения, посоветовавшего зайти в группу «Я шагаю по Москве»: «Это в производственном корпусе на четвертом этаже, от лифта налево» Мы и зашли. К тому времени на роль Саши, которого я сыграл впоследствии, уже был утвержден артист, он даже был пострижен наголо.
Сначала с нами разговаривала ассистент режиссера по актерам Лика Авербах. Она нас направила к Георгию Николаевичу Данелии. Тот велел сделать Вите фотопробу, я его не заинтересовал. Как потом рассказывала Лика Ароновна, в группе за глаза ее звали Лика-заика: «Ты так жалобно смотрел, что я решила сделать фотопробу и тебе». В тот день я вытащил лотерейный билет моей судьбы, потому что проба в костюме жениха вышла настолько удачной, что когда Данелия ее увидел, то сразу сказал: «Где этот парень? Давайте его сюда». После этого мне сделали еще две кинопробы и утвердили.
Я спрашивал Данелию, кто был моим конкурентом. Он сказал: «Зачем тебе это знать? Может, он всю жизнь будет тебя ненавидеть за то, что ты ему дорогу перешел». А парень этот заикался. Когда я победил, и Данелия позвонил ему и сообщил, что утвердили другого артиста, он безумно орал и далеко-далеко посылал советский кинематограф, киностудию «Мосфильм», Данелию и всю съемочную группу, и ни разу не заикнулся. Георгий Николаевич написал об этом в своей книжке и закончил эту историю словами: «Может, мы его вылечили?»
Для того чтобы в Щукинском меня отпустили на съемки, Данелия написал официальное письмо нашему ректору Борису Евгеньевичу Захаве, снимавшемуся у Сергея Бондарчука в роли Кутузова в фильме «Война и мир». Сергей Федорович дружил с Данелией, потому что снимался у него в «Сереже». Когда Георгий Николаевич попросил его замолвить за меня словечко перед Захавой, не мог ему отказать. Ректор отпустил меня легко, тем более что картина снималась в Москве, и это не нарушало учебный процесс.
К Захаве мы ходили с Ликой Авербах. Никогда не забуду, как вышли на Арбат, я провожал ее до метро, и она сказала: «Женя, запомни этот день, ты уже никогда не будешь прежним и не будешь самим собой». Лика Ароновна предчувствовала, что я уйду в другую, экранную жизнь. Она была очень талантливым человеком с замечательным чутьем и дала путевку в жизнь многим известным актерам.
— Вы понимали, какая судьба ждет ваш фильм?
— Я нет, Никита Михалков — может быть. В монтажно-тонировочный период он как-то сказал: «У нас картина-то фестивальная будет, с нерядовой судьбой». Никита очень одаренный человек. Я, может, тоже не бездарный, но у него особое, мощное дарование.
Мы с Никитой познакомились еще школьниками в театральной студии при Театре Станиславского. По-настоящему подружились на картине «Перекличка» Даниила Храбровицкого. Но о наших взаимоотношениях я уже подробно рассказывал в вашем журнале.
— Вы понравились себе, когда посмотрели картину? Многие актеры не любят смотреть на себя на экране.
— Я не понравился себе в кинопробе. Георгий Николаевич был очень доволен мною, а я увидел на экране какого-то сумасшедшего человека. Это смутило. Но в законченной картине мне все понравилось, и я до сих пор ее очень люблю.
«Я шагаю по Москве» — один из наших первых импрессионистских фильмов. Там нет никакого особого сюжета, это фильм-настроение, но в нем есть какая-то тайна, магия. Георгий Николаевич однажды сказал в интервью, что все свои картины мог бы снять еще раз — кроме «Я шагаю по Москве».
— Успех был оглушительным?
— Я его не почувствовал, потому что уехал в экспедицию с фильмом «До свидания, мальчики» — сначала в Евпаторию, потом в Одессу. Но если от моего первого фильма у меня остались очень светлые воспоминания, то от второго очень тяжелые. Это было сплошное мучение. Пляжные сцены снимали на холоде, в гостинице не было горячей воды, и спал я в морилке, изображавшей загар, потому что смыть грим было нечем.
