Мой первый в жизни секс был с моей соседкой Таней. Это случилось на железнодорожных путях. Шли мы как-то с Танькой на речку. Она впереди, прыгая по шпалам, а я сзади. Не успел дотронуться до нее, как она впилась в меня как клещ. Моя партнерша на год младше меня, но несмотря на это была готова к любви. Кому-то может показаться, что это было слишком рано, а по мне так в самый раз.
Но это не значит, что меня не коснулась любовь. Мне очень нравилась одна девчонка-одноклассница, я, как полагается, таскал ей портфель до дома. Тамара прекрасно танцевала индийский танец. Ради нее я организовал в школе художественную самодеятельность. Но она не замечала моих ухаживаний. Чего я только не делал, чтобы привлечь ее внимание! Ради Тамары даже украл на железной дороге стекла из светофора и сделал для ее танца светомузыку. Наверное, первую в СССР! Она танцевала на школьном концерте, который я организовывал, а я за сценой «мигал» красным, зеленым и желтым светом, вынимая и засовывая вилку в розетку. Но Тамара игнорировала меня, ее не подкупило даже то, что за ней ухаживает «руководитель школьной самодеятельности».
Я очень страдал, и это притом что был всегда в центре внимания. Тем не менее в масштабах деревни прослыл опасным «половым разбойником»! Я поражался: ну как в меня можно влюбиться?! О своей внешности был всегда невысокого мнения. Как-то, уже взрослым парнем, приехал погостить в Чарск. Моя соседка Фая, не узнав меня, хотела милицию вызвать. Я всегда был похож на серийного убийцу, чучмека или бандита-наемника! Смотрел на себя в зеркало и всерьез подумывал, чем бы мне спилить свои высокие скулы. Наверное, я завоевывал женский пол обаянием. С детства знал, как его «включить», и всегда этим с успехом пользовался.
Мой друг Миша Арапов, с которым мы создали школьный ансамбль, был очень скромным. Он долго подступался, ухаживал за девочками, я же действовал с места в карьер.
В Чарске было всего две школы: казахская и русская. В седьмом классе я создал ансамбль, и моя слава, распространившись на обе школы, вырвалась за пределы нашей деревни. Удивляюсь, как мы вообще окончили школу, потому что без конца «гастролировали» по соседним колхозам. Инструменты для ансамбля я украл из пионерской комнаты клуба, где работала мама, вынес даже барабаны. Чтобы никто не заметил пропажи, их перекрасил. Из дома перетаскал все кастрюли, из них мы вырезали «тарелки», приделав к ним педаль. Ну и, конечно, светомузыка из ворованных цветных плафонов от светофора.
За «концертно-гастрольную деятельность» меня песочили на комсомольских собраниях. Дело в том, что я увез на четыре дня почти весь класс, устроив нашему школьному ансамблю «мировое турне по колхозам». Как я умудрялся договариваться о гастролях? Сам удивляюсь. Но уже в свои четырнадцать стал настоящим менеджером.
Маршрут был простой. Мы с ребятами заскакивали в товарняк и ехали до первой остановки. Например приезжаем рано утром в какой-нибудь колхоз. Я выясняю, по какой улице гонят коров, — ага, значит, главная. И на первом же заборе вешаю нашу «афишу». Вся деревня видела, что вечером в клубе концерт.
— Клуб свободен?
— Свободен.
Отыграли и едем дальше.
Однажды договорился с трактористом, что он нас довезет до следующей деревни. А это девять километров. Лютый мороз минус сорок, вьюга, ни зги не видно. К трактору были прицеплены сани, вернее сколоченные доски, на которых возили сено. Мы, кое-как поместившись с инструментами на этих «санях», домчались до места...
Меня как минимум два раза в год исключали за «профессиональную деятельность» из школы. Потом опять восстанавливали. А из комсомола выгнали с треском за то, что учил девчонок «русскому языку». Они упирались, не хотели за мной повторять матерные слова, я зажимал одну из них за дверью и требовал: «Говори! И громко!» Она не выдержала и пожаловалась на меня. На комсомольском собрании Иван Иванович допрашивал меня с пристрастием:
