Первопрестольная встретила неприятеля мрачным молчанием — в ней почти не осталось жителей. То там, то здесь вспыхивал огонь. Неожиданно запылали казенные хлебные лабазы, располагавшиеся вдоль берега Москвы-реки, и баржи, наполненные зерном, взорвался артиллерийский склад. На глазах у французов уходящие казаки подожгли Москворецкий мост, а владельцы лавок в Каретном Ряду запалили их, когда неприятельские офицеры объявились там с намерением выбрать себе экипажи. Между французами разнеслась весть, что русские собираются сжечь свою вторую столицу — об этом сообщали их соплеменники с Кузнецкого Моста.
Сильнейший ветер, поднявшийся в ночь с третьего на четвертое сентября, способствовал распространению пламени. К утру Белокаменная превратилась в бушующее море огня. Горели лавки за Яузским мостом, пылали Солянка и Немецкая слобода, пожар бушевал на Покровке, Таганке и Пречистенке. Огонь перекинулся через Москву-реку, и полыхнуло Замоскворечье — Пятницкая, Серпуховская и Якиманская части. По свидетельству очевидцев, огромное зарево было видно за 150 верст от города. Ошеломляющая весть: «Москва горит, и там неприятель» — дошла не только до Сергиева Посада, но и до Коломны.
Четвертого сентября Наполеон подошел к окну и испуганно отшатнулся — настоящее море огня подступало к Кремлю со всех сторон, солнце скрылось за черным дымом, висевшим над городом. С трудом выбравшись из Кремля и едва не сгорев в районе Арбата, французский император занял загородный Петровский дворец, откуда писал жене: «Я не имел представления об этом городе. В нем было 500 дворцов, столь же прекрасных, как Елисейский, обставленных французской мебелью с невероятной роскошью, много царских дворцов, казарм, великолепных больниц. Все исчезло, уже четыре дня огонь пожирает город».
Взятие без боя Москвы — сердца империи — стало высшей точкой торжества Наполеона, но торжество это было сильно подпорчено. Французский император намеревался с комфортом перезимовать в богатом городе, и поджог Москвы, совершенно для него неожиданный, спутал все его планы, вырывал из рук добычу и теплые квартиры. Наполеон был растерян и подавлен, словно в зареве московского пожара уже видел остров Святой Елены. «...Губернатор и русские, взбешенные тем, что они побеждены, предали огню прекрасный город, — возмущался он. — Эти мерзавцы были даже настолько предусмотрительны, что увезли или испортили пожарные насосы».
