Время в Коттедже Николай I проводил с удовольствием. Шутил: «Здесь я не император, а муж петергофской помещицы» и признавался жене, что ее дача с каждым годом нравится ему все больше.
Она стояла на Руинном мосту над глубоким оврагом, любуясь березовой рощицей, когда услышала голоса младших сыновей — Николая и Михаила: «Мама?, Саша просил передать, что гость уже прибыл». Императрица вынуждена была прервать прогулку.
Речь шла о маркизе Астольфе де Кюстине — путешественнике и литераторе, прибывшем пароходом из Любека в Кронштадт в июне 1839 года, чтобы написать книгу о России. В Петербурге потомка старинного рода, подвергшегося репрессиям в период якобинской диктатуры, принял государь и в виде особой милости пригласил в свою летнюю резиденцию в парке Александрия в Петергофе. Цесаревич Александр — наследник престола — лично провел для заезжей знаменитости экскурсию по дому и окрестностям.
Француз был немало удивлен скромными размерами и сдержанной элегантностью семейного гнезда царя:
— Эта сельская пастораль далека от привычных представлений о монаршей роскоши.
— Жизнь в петергофском дворце для меня невыносима. Чтобы отдохнуть от его тяжеловесной позолоты, я выпросила у государя эту скромную обитель, — сказала Александра Федоровна. — И нигде не была так счастлива, как здесь.
— Коттедж предназначен не для парадных приемов, а для частной жизни, — добавил наследник.
Гость улыбнулся:
— Я нахожу его похожим на загородную виллу знатного англичанина.
— Вы правы. Папа? порой шутливо называет себя «лордом коттеджа».
— Но даже этот домик, маркиз, становится слишком велик для нас, — вздохнула Александра Федоровна. — Одна из дочерей уже вышла замуж, а сыновья учатся в Петербурге.
Вскоре появился и хозяин, принимавший в Большом Петергофском дворце доклады министров. Тотчас сообщили, что обед подан, и де Кюстина пригласили в небольшой столовый зал с буфетом. Обычно перемен блюд за императорским столом насчитывалось немного: Николай Павлович раз и навсегда наказал своему метрдотелю Миллеру, чтобы за обедом их было не более трех. Однажды Миллер подал дополнительно нежнейших форелей и тут же услышал грозное: «Что это такое, четвертое блюдо? Кушайте его сами!» И его величество бросил на стол салфетку и вышел из комнаты.
