— А почему вернулись в свой прежний театр?
— Люди меняются. От Эфроса в результате многие ушли — Гафт, Даль, Ширвиндт, Державин... Не согласился работать с ним Андрей Миронов. Я ушел одним из первых. Но во мне навсегда осталось много эфросовского — больше, чем захаровского, хотя с Марком Анатольевичем я проработал дольше.
Когда вернулся, театр находился на перепутье. Много хороших актеров играло, еще шли спектакли Эфроса...
— Вы сравнивали с ним нового главного режиссера Захарова?
— Не сравнивал — просто не принимал, совсем. У Марка Анатольевича было другое восприятие актерского искусства и жизни. Но постепенно я оценил его индивидуальность.
— У Захарова были, что называется, свои актеры?
— Да, у него были избранные, он их собирал. Наш директор привел в театр Евгения Леонова, к тому моменту любимца всей страны, Евгений Павлович — Олега Янковского, снявшегося в двух-трех хороших картинах и завоевавшего любовь зрителей. Наверное, единственный, кто стал знаменитым уже работая в «Ленкоме», Абдулов — Саша учился на последнем курсе ГИТИСа, когда его пригласили на главную роль в спектакль «В списках не значился». Он в течение года занял свое место — непосредственный, с необыкновенной фантазией, всегда предлагавший в роли неожиданные ходы, что Захарову нравилось. В труппе были и другие талантливые актеры, но Захаров предпочитал тех, кого я назвал. Он любил известные фамилии, недаром труппу «Ленкома» называли звездной, любил актеров, ставших популярными благодаря кино. Сегодня это воспринимается естественно: кинематограф работает на актерскую славу, театры привечают звезд, просто Захаров понял это раньше остальных. Он чувствовал, что актуально в конкретный момент, что волнует людей и, следовательно, на какой спектакль пойдет зритель. Точно определял время, в котором жил. При этом оставался режиссером, который сохранял свой почерк и создавал на сцене собственный мир.
Он любил тех, у кого все получалось так, как виделось ему. А талантливых, но у которых не получалось по-его, держал на привязи, но чуть дальше от себя.
— У вас какая была с Захаровым дистанция?
— Не знаю, не задумывался об этом, делал свое дело и делал. Марк Анатольевич исходил из актерской индивидуальности, не старался ломать чью-то суть. Мог сказать: «Вы ничего не играйте, а будьте самим собой». Когда Глеб Панфилов ставил у нас «Гамлета», Михаилу Козакову, в одной из постановок уже игравшему принца Датского, предложил Полония. Мише не нравилось и как ставит режиссер, и как играют актеры. Но он на это неприятие взял и «посадил» свою роль: его Полонию было неприятно все — король, королева, Гамлет... И вышло здорово! Актер сам во многом решает, каким будет создаваемый им образ. И Захаров приветствовал актерскую решительность: если выбирал кого-то на роль, то доверял.
— Неужели не возникали споры актеров с режиссером?
— Возникали. Не думаю, что, например, Евгению Леонову все нравилось из того, что предлагал ему Захаров. Евгений Павлович часто находился во внутреннем споре с ним, это было видно. И каким-то образом старался доказать своим талантом, что прав. Но Леонов был настолько неподражаем и убедителен, что режиссеры, не только Захаров, предлагали роли, соответствовавшие его человеческой сути.
— А каким Леонов был человеком? Думается, что переживающим.
— Да, очень переживал по поводу того, что считал важным, сомневался в себе, не был уверен, что надо так, а не иначе, ставил под вопрос многие привычные вещи. В своих ролях Евгений Павлович часто менял слова, даже написанные классиками, не меняя сути, но делая ее ближе к себе, к своему пониманию. Стоя за кулисами перед выходом на сцену, держал под мышкой текст, и было видно, насколько погружен в роль, видно, что судьба персонажа не играется им, а проживается. Когда Леонову потом говорили, как замечательно прошел спектакль, у меня создавалось ощущение, что ему хочется спросить: а что было не так? И если бы Евгению Павловичу осмелились сказать, что не вышло, это, вероятно, доставило бы ему больше радости хотя бы потому, что дало бы возможность поспорить с самим собой. Без внутренней полемики, без поисков чего-то живого в игре актера появляются штампы, то есть неправда.
