Горонок часто вызывал у меня недоумение: ну почему ему достаются лучшие роли? А Гена Свирь — искреннее восхищение и даже белую зависть. Я его очень уважал и ценил. Гена обладал редкой индивидуальностью. Внешне — типичный герой, красивый, мужественный, такой Джордж Клуни, и при этом замечательный характерный артист. За время учебы многие из нас снялись в картинах мастера «Ты у меня одна» и «Все будет хорошо». Они были очень популярны во второй половине девяностых — начале нулевых. В фильме «Все будет хорошо» Горонок сыграл молодого гения Петю Смирнова, главную роль. А Свирь — музыканта Сергея Карелова, приезжавшего на трех машинах за любимой, роль небольшую, но яркую. И запомнился.
Многие студенты не парились, просто весело проводили время, бухали и гуляли. А некоторые все-таки пытались учиться, репетировать. Я первый год пахал как сумасшедший. Очень долго не мог отделаться от ощущения, что люди, принимавшие вступительные экзамены, ошиблись в отношении меня. Скоро осознают это, придут и скажут: «Простите, вам на выход. Не вы должны здесь учиться, а другой человек». И все кончится.
Наверное, я просто растерялся, попав в незнакомую среду. Никогда не общался с такими ребятами. Они все играли на гитаре, что-то пели, рассказывали. Тогда была эпоха расцвета рок-н-ролла, и у нас было много рок-н-ролльщиков. Я смотрел на них открыв рот и чувствовал себя провинциальным, неинтересным, неказистым. Потом постепенно успокоился, расправил крылья и «влился в коллектив».
— То есть стали «бухать и гулять»?
— Не без этого. Но время было непростое — смутное, голодное. Сейчас вспоминаю и удивляюсь, как мы вообще выжили. Первые два месяца родители к иногородним студентам не приезжали, а деньги у всех кончились очень быстро. Подработать негде, питались черным хлебом с солью и подсолнечным маслом. Если удавалось добыть майонез, это был просто праздник. От голода очень помогали сигареты. Покуришь — и вроде есть не хочется.
Постепенно родители стали навещать нас и привозить какую-то еду. После их визитов мы собирались все вместе в общаге и устраивали пир. Ко мне в основном наведывался отчим — то картошки мешок подкинет, то сальца. Местные студенты поначалу никого из понаехавших к себе не приглашали. Потом уже, курсе на третьем, мы все наконец передружились и стали ходить в гости.
— А почему после окончания института вы не остались в Питере, ведь уже работали в одном из самых прославленных коллективов — Театре комедии?
— Это, можно сказать, наша альма-матер. Театром в то время руководил Дмитрий Астрахан, и он во многих спектаклях занимал своих студентов. Но зарплаты у актеров были просто нищенскими, а после одной из выходок моих сокурсников, жестко похулиганивших по пьяному делу, нас никто не жаждал видеть в штате. Подробности опущу, неприятно вспоминать. Я в бесчинствах не участвовал, но меня автоматически записали в хулиганы. Было очень обидно.
Лет через пять после той истории встретил на «Мосфильме» одного из ведущих артистов Театра комедии Анатолия Равиковича и признался:
— Знаете, мне очень хочется попросить за всех прощения.
— Лично к вам у меня никаких претензий нет. Никогда не относился к вам так, как к вашим товарищам, — ответил он.
Я безумно уважал Анатолия Юрьевича, бегал на его спектакли, смотрел, как он работает.
— Значит, в Питере перспектив не было?
— Никаких. И опять вмешалась судьба. В Москве начались съемки «Стрингера» Пола Павликовского. Я не просто получил там роль — для меня сняли квартиру, и мы с подругой и однокашницей Татьяной Ивановской смогли перебраться в столицу. Жили вместе со второго курса.
