В Москве было больше возможностей показаться в самые разные театры. Однажды с однокурсником Андреем Чумановым я даже попал во МХАТ. Когда мы вышли на сцену и увидели в зале Олега Ефремова, Андрея Мягкова, Евгения Киндинова, Алексея Жаркова и других звезд, поджилки затряслись. Корифеи вели себя придирчиво, ни один из наших шести отрывков смотреть не хотели. Только мы начинали — обрывали: «Спасибо, достаточно!» Но у нас с Андреем на крайний случай была еще заготовлена сценка похожая на то, чем сейчас занимаются ребята из Comedy Club. Ее мы показывали минут пятнадцать, пока сами не остановились. Нас не прерывали! И ушли мы под аплодисменты. Обрадовались: «Ну все, победили!» Но во МХАТ нас не взяли.
— Может, и к лучшему. Вы бы сгинули в этом театре — МХАТ переживал нелучшие времена.
— Возможно. Я не очень расстроился, потому что вскоре получил приглашение от Марка Розовского — в театр «У Никитских ворот». В тот год мы с несколькими ребятами с курса принимали участие во Всероссийском конкурсе артистов эстрады. Вышли в финал с музыкальным номером и получили премию. Марк Розовский, сидевший в жюри, нас заметил и предложил показаться к нему в театр. Я понравился худсовету. Марк Григорьевич сказал, что берет меня и будет вводить в спектакли. А на следующий день Валерий Белякович позвал в Театр на Юго-Западе. Тогда это был один из крутейших театральных коллективов. К Беляковичу люди ездили даже из других городов.
Я не мог отказаться от такого предложения и предпочел Беляковича Розовскому. Сейчас уже не помню, на какую роль метил меня Валерий Романович. Несколько раз приходил на репетиции, но ничего не делал, просто сидел в зале. Параллельно у меня шли съемки в «Стрингере», а в театрах тогда крайне неодобрительно относились к работе артистов в кино. Я не мог не сниматься, потому что должен был как-то существовать. И наши пути разошлись.
Пока продолжались съемки, мы с Татьяной кое-как перебивались, а когда они закончились, пришлось съехать с квартиры и срочно искать какую-то работу. К счастью, удалось устроиться в «Малую драматическую труппу» — театрик в Чертаново. Там мы фактически и жили, благо начальство разрешило ночевать. В принципе, это был не самый худший вариант. В МДТ актерам разрешали экспериментировать. А мы были полны идей и к трудностям относились легко — как к неизбежной составляющей жизни художника и стимулу для творческого роста. Ну и что, что нет денег и негде жить, — цель важнее.
— В чем же она состояла?
— Если коротко — закрепиться в Москве и работать в театре. Играть хорошие роли, добиться признания. Какой солдат не мечтает стать генералом?
— Подруга вас поддерживала?
— Да, но наш союз сложился на почве совместной учебы, что создавало заведомо близкие отношения и иллюзию того, что это любовь. Постепенно выяснилось, что мы с Татьяной очень разные люди и я не ее мужчина. Это стало понятно не сразу. И алкоголь сыграл свою негативную роль.
Мы оба выпивали, но были молоды и не видели в этом проблемы. В те годы пили практически все, а в творческой среде пьянство было формой своеобразной идеологии и образом жизни. Богема всегда пила! Есенин, Высоцкий, Даль... Список можно продолжать бесконечно. То, что все эти люди очень рано ушли в мир иной, никого не останавливало. Наоборот, мы были готовы повторить их путь. Ранний уход считался признаком настоящего таланта. У многих сидело в подсознании: «Сейчас нажрусь — и помру в тридцать семь лет». Алкоголь помогал чувствовать себя непонятым гением, поднимал над косным окружением. И без него, чего греха таить, наверное, было бы невозможно существовать в таких условиях, в каких мы находились тогда.
