— Хочешь подработать?
— А что нужно делать?
— Вагон разгрузить.
— Да можно...
— Тогда сейчас найду еще двоих ребят и вернусь за тобой. Что это у тебя? — схватил куриную ножку и убежал. Я даже ахнуть не успел.
Пришлось довольствоваться хлебом с луком. Обратно этот проходимец, конечно, не вернулся. На скамейке в зале ожидания я не выспался и утром безумно хотел спать и есть.
Прослушивание проводила какая-то женщина — как выяснилось впоследствии, Ариадна Николаевна Кузнецова, она преподавала у нас на курсе. Я прочитал ей отрывок из рассказа Федора Абрамова — романтично-печальный монолог про лошадей. Для пущей убедительности, дабы быть похожим на деревенского мужика, сунул в зубы беломорину. От недосыпа слезились глаза. Когда по щеке покатилась слеза, я обрадовался: «Как удачно получилось!» И тут услышал от экзаменаторши: «Хватит сопли разводить. Повеселее что-нибудь есть?» Я опешил. В моем представлении театр был искусством серьезным, замешанным на трагедийности. А она заявила: «С таким материалом вы вряд ли пройдете. Попробуйте взять что-нибудь другое». Но пропустила на экзамены.
На первом туре вместо строгой дамы я увидел какого-то мужчину. Оказалось, курс набирал Дмитрий Астрахан. Ему я читал отрывок уже «повеселее» — из «Василия Теркина». И прошел на второй тур, а потом и на третий.
Во время экзаменов иногородние абитуриенты жили в институтской общаге, девушки — в актовом зале, а юноши — в спортивном. Жизнь там не замирала ни на минуту. Представьте — одни ребята спят на раскладушках, другие играют в баскетбол, третьи репетируют, и все это одновременно. Спали мы часа по два, но энергия била ключом. Вспоминаю это время с огромным теплом.
Последним испытанием стало сочинение, которое было достаточно написать на троечку. Все остальное я сдал, меня уже практически приняли в институт. Думал, что с сочинением проблем не будет, уж в нем-то я блесну своим красноречием и оригинальностью мышления. Но неожиданно получил двойку.
Стою в полном шоке в коридоре, и тут подбегают какие-то девчата:
— Срочно пишите заявление, что вы в этот день болели!
— Я же не болел...
— Делайте, что говорят, и пересдадите сочинение с кукольниками.
Кукольники на меня потом смотрели как на врага народа: «Наверняка блатной! На турах мы его не видели».
На пересдаче среди преподавателей литературы я, к своему удивлению, обнаружил Астрахана. Тут появился легендарный Юрий Николаевич Чирва, завкафедрой русской литературы и искусства:
— Дмитрий Хананович, а вы что здесь делаете?
— Да вот собираюсь снимать кино про абитуриентов. Хочу понаблюдать, как они ведут себя на экзаменах.
Чирва, конечно, все понял. Посмотрел на меня, на Астрахана и откланялся:
— Не буду вам мешать!
Меня сразу окружили заботой, я получил свою тройку и все-таки поступил.
— Учиться было легко?
— Мне нравилось, а когда нравится, все легко. Конечно, были определенные сложности. Мы расходились с Астраханом в понимании некоторых вещей и профессии как таковой. Это нормально, не плохо и не хорошо. Хотя с другим педагогом — Ильей Михайловичем Макаровым — были ближе по многим параметрам. Не хочу никого сравнивать или обижать, Дмитрию Ханановичу безумно благодарен. Если бы не он, я бы вообще не попал в институт.
Ребята у нас подобрались яркие, талантливые. Самыми старшими были Андрей Федорцов и Геннадий Свирь, самой младшей — Аня Банщикова. А безусловной звездой курса — Марк Горонок. Астрахан считал его гением. Марк был обаятельным, легким. Правда иногда заигрывался и рассказывал о себе невероятные истории — как якобы воевал в спецназе в Закавказье, сидел в зиндане.
