На премьере картину приняли холодно, а широкому зрителю она понравилась — про любовь же, мелодрама. Мама наша, посмотрев, пришла в восторг: «Ну наконец-то ты, Толя, хорошо одет и такой красивый! А то в других фильмах...» Да, обычно он играл людей с надломом, страдающих, неустроенных. Может потому, что эти персонажи при всей Толиной веселости и легкости оказывались созвучны ему своим беспокойством, одиночеством, неприкаянностью?..
У Ларисы с Толей отношения не сложились, разошлись они. То, что семья распалась, что с обожаемой дочкой, которой было лет восемь, брат теперь виделся нечасто, стало для него катастрофой. Он был глубоким семьянином по натуре, а началась неприкаянная жизнь в сорок лет. Пытался заглушить тоску вином. Конечно, я был рядом, успокаивал как мог, но мог я мало.
И в тот момент Тарковский предложил роль, о которой мечтают все актеры, — Гамлета. Постановку Андрей Арсеньевич собирался осуществить в московском «Ленкоме». Я спросил Толю, смотрел ли он шедший тогда на сцене «Таганки» спектакль Юрия Любимова с Владимиром Высоцким. «Нет, — ответил, — не хочу. Володя заразителен, а мы своего «Гамлета» делаем».
У Высоцкого Гамлет кипел от ненависти и жажды мщения. Принц датский у Тарковского тоже был в ужасе от того, что происходит вокруг. «Век вывихнут», и вправить этот век положено ему. Но для Тарковского и Толи Гамлет не мог быть убийцей, поэтому убив, он погибал сам. К сожалению, идею спектакля мало кто понял, и после премьеры я видел недоумение даже на лицах умных, проницательных людей.
Близких друзей, тех, кто как раз все понял, Толя собрал, чтобы отметить премьеру, в своей комнатке ленкомовского общежития. Я сразу заметил, что он слегка не в себе. Выпив немного и сбросив накопившееся напряжение, разрыдался, с ним началась истерика:
— Я играл плохо!
Мы принялись хором уверять:
— Ты играл хорошо!
— Нет, я не успел как следует подготовиться!
Толя, сорокалетний одинокий человек, оказавшийся в восьмиметровой комнатке в общежитии, где бурлила молодая актерская стихия, работал над ролью ночами, когда на несколько часов соседи затихали.
— Толенька, — обнял я брата, — успокойся, все замечательно. Спектакль яркий, необычный. Я видел «Гамлета» у Любимова, он прекрасен, но у вас все другое. Просто вы рассказали свое, и рассказали очень талантливо.
Толя понемногу овладел собой, мы еще выпили, и вдруг он, улыбнувшись, сказал: «И все-таки Гамлета в Москве играю я». А плакал он, понял я, и от того, что семья разрушилась, что опять нет дома, своего театра и ничто вроде бы не держит его крепко в жизни.
Нет, Толя оставался общительным, живым. Дружил, как я уже говорил, с Сашей Кайдановским, Лешей Ваниным, Мишей Кононовым, после съемок в картине Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих» — с Юрой Богатыревым. Если испытывал симпатию к человеку, открывался ему, ничего не пряча.
