В нем уживались разные стихии: мог быть и порывист — и задумчив, и решителен — и не уверен в себе, и легок на слезы — и остроумен. Рассказывал, как друживший с ним Алексей Ванин, любимый актер Василия Шукшина, пригласил на новоселье. «Сидим выпиваем. Леша вдруг: «Толя, ты совсем не такой, каким мы тебя представляли». — «А почему Макарыч ни разу не пригласил меня в свои фильмы?» — «Он тебя боялся. Говорил: «Этот актер слишком умный».
Недавно познакомился с одним из лучших иконописцев нашего времени, который сказал: «Знаете, как я открыл в себе это призвание? Меня, поскольку хорошо пел, даже брали в Большой театр, но я много рисовал. Однажды увидел в журнале о кино фотографию вашего брата в роли Андрея Рублева, вырезал и повесил над кроватью. И каждое утро как только просыпался, глаза Анатолия смотрели на меня, и в них была сила, которая звала куда-то. Нет, подумал я, никакая не опера, буду иконы писать и храмы расписывать».
А я, слушая его, вспомнил в очередной раз, как некоторые деятели театра и кино называли эти глаза запавшими, лицо невыразительным, сомневались, что Солоницын может сыграть что-то настоящее. В минуты отчаяния, которые не единожды переживал Толя, я старался быть рядом.
...С детских лет чувствовал защиту старшего брата, его надежную спину, даже в прямом смысле: мое первое воспоминание о Толе — как он, всего-то, насколько теперь осознаю, годов семи от роду, несет меня трехлетнего на закорках. Идти не могу — цыпки на ногах зудят и болят, и это ощущение боли и легкой «езды» в обнимку с братниной шеей, может, и удержало в памяти те мгновения. Дело было в нашем родном Богородске под городом Горьким.
Другой эпизод Толиного заступничества связан уже с Кишиневом, куда мы сразу после войны переехали вместе с отцом-журналистом: его назначили корреспондентом «Известий» в Молдавии. Во дворе, где мы, детвора, играли, бегал мальчик по фамилии Бразз. «Браз-мараз, рыжий папуас!» — выкрикивал я. Как-то, разозлившись, он ударил меня кирпичом в лицо, оно тут же распухло, небольшая шишка между бровей до сих пор осталась. Толя, не разбирая, кто прав, кто виноват — брата бьют! — выскочил из дома на улицу и принялся лупить Бразза. Следом выбежала наша мать и оттащила сына.
Потом Толя буквально спас мне жизнь. Из Кишинева мы уже уехали — бытовые условия оказались ужасными: в доме не было воды и умывались мы... вином, огромные бочки с которым стояли в предбаннике. Папа вино и внутрь употреблял, что тоже волновало маму, и она стала слезно умолять начальство перевести мужа в другой город. Так мы оказались в Саратове. А там — Волга, место притяжения пацанов. Посреди реки находился Зеленый остров, где давали землю под огороды и куда порой плавали мальчишки. Однажды за старшими ребятами, среди которых был Толя, увязался и я. Внезапно подул ветер, пошла волна, я нахлебался и стал тонуть.
