Наконец она согласилась уйти от Кушелева-младшего. Вскоре по Петербургу разнесся слух: совсем ополоумевший Григорий поселил любовницу в родовом дворце, решил на ней жениться. Он окончательно оставил свой четырехлетний «затвор» и теперь вместе с подругой предается неудержимому веселью.
Сестры явились на Гагаринскую, однако урезонить брата не получилось. Не помогли ни увещевания, ни слезы. Григорий твердил, что женится на Любочке, что он «спасет» ее. «Кого, кого ты намерен спасти? — не выдержала Варвара Александровна. — Публичную женщину, «камелию»?!» В то время в Петербурге все помешались на романе Дюма-сына о парижской куртизанке Маргарите Готье. Камелия сделалась в одночасье модным цветком, а дам полусвета стали именовать «камелиями».
Сестры покинули дворец на Гагаринской, намереваясь обратиться к государю. Разве решение брата не означает, что он не отдает отчета своим поступкам? А если так, можно ли жениться больному? Скоро их известили о дне высочайшей аудиенции.
Григорий в это время улаживал формальность, мешавшую воссоединению с обожаемой Любовью Ивановной, — официально та все еще оставалась чужой женой. Покинутому Голубцову предложили солидные отступные, но тот медлил с ответом. Потерявший терпение Григорий поехал с любовницей в Кораллово, свое подмосковное имение, вознамерившись венчаться не дожидаясь развода.
О планах графа доложили государю: мол, тут уже попахивает не «идиотизмом», а настоящим богохульством! Митрополит Московский срочно разослал по приходам особый циркуляр — если кощунники объявятся где-либо, ни в коем случае их не венчать! Напрасно Кушелев метался от церкви к церкви, он понял: брат и сестры объявили ему войну.
И не ошибся — на высочайшей аудиенции женщины умоляли вмешаться и воспротивиться абсурдному браку, сетуя, что коварная авантюристка обманом втерлась в доверие к их нездоровому брату и вытягивает из него деньги. Пускай император сам выберет Григорию Александровичу невесту из числа честных, добропорядочных девушек, Кушелевы примут любой его выбор, откажутся от прав на наследство, только бы семейство избавилось от особы, позорящей их фамилию.
Брат Николай, которого не радовала перспектива породниться со своей бывшей содержанкой, также написал письмо государю. «Не решился бы утруждать Ваше Величество, если б не знал вполне госпожи Голубцовой, — говорилось в письме. — Женщина эта некогда и меня опутала своими сетями, и я имел несчастье находиться с нею в слишком близких связях и, что всего ужаснее, как узнал впоследствии, в одно и то же время, как и брат. Все это хорошо известно теперь моему брату, но ни позорная жизнь госпожи Голубцовой, ни мои мольбы, ни слезы сестер, ни увещания престарелых родственников не могли заставить его отказаться от своего намерения».
