Да и Жора никогда не выглядел как звезда. Бравировать сыгранными ролями ему в голову не приходило, повышенного внимания не требовал. Вообще, хвалиться чем-либо — не в его характере. Одевался очень просто, в костюм, который был один на все случаи жизни, наряжался только на выход, например на премьеру нового фильма. Самого Жору наряды не интересовали, а Муза не желала лишний раз тратиться.
— Но о Юматове и Крепкогорской всегда писали как об идеальной паре, одной из самых крепких в советском кинематографе.
— Где-то прочла, будто Муза была необыкновенно хороша собой: натуральная блондинка с игривой улыбкой и ямочками на щеках. О вкусах не спорят, но мне она красавицей не казалась. К слову, от природы тетя — жгучая брюнетка, с юности осветляла волосы пергидролем.
Увы, идеальный брак Музы и Жоры — такой же миф. Никакой неземной любви я не замечала, вместе они были скорее по привычке. Ни тепла, ни уюта в доме не ощущалось, одно название, что семья. Жили в трехкомнатной кооперативной квартире у метро «Аэропорт» — ее, кстати, помогли купить мои родители — с двумя балконами и огромной, метров в двадцать, кухней. Но Жора ютился вместе с тещей в одной комнате, причем самой маленькой. Слева вдоль стены стояла его кровать, справа — бабушкина. Они не ссорились, оба были нетребовательны в быту.
И все же Муза как хозяйка могла бы догадаться расселить мужа и мать по отдельным комнатам. Однако она почему-то об этом не думала. Иногда Муза, правда, допускала его в свою спальню, которая выглядела по-королевски: в центре — огромная белая кровать, шкаф, кресло и трюмо тоже белоснежные. На трюмо в шкатулке тетка хранила золотые броши и серьги. Украшений, купленных на Жорины гонорары, скопилось немало. Муза любила драгоценности, причем надевала их сразу помногу. Юматова часто приглашали на премьеры и вечера. Конечно, он шел с Музой. Когда я подросла, брали и меня. Запомнилась такая картина: заходим в Дом кино. С Жорой все здороваются, раскланиваются — его уважали. А Муза мужа оттирает и кокетливо выплывает вперед, разряженная как новогодняя елка. В детстве я на это не обращала внимания, а сейчас понимаю, насколько нелепо она выглядела.
Бывая у бабушки, всякий раз удивлялась, видя Юматова у плиты, — в нашей семье бытом занималась исключительно мама. Папа деньги зарабатывал. При этом мама тоже трудилась: в совершенстве знала французский и давала уроки. Словом, оба были при деле.
Жора тоже никогда не сидел сложа руки. В перерывах между съемками, помимо домашних хлопот, мастерил из металла. Напротив входной двери в их квартире на «Аэропорте» висела его работа: мужчина, преклонив одно колено, протягивает сидящей перед ним женщине цветок. В прихожей помню кованый фонарь на цепи с цветными стеклами — тоже Жорино изделие.
