В начале лета Бориса Петровича госпитализировали с подозрением на микроинсульт, но при обследовании обнаружили опухоль мозга. Я не верила в страшный диагноз: «Проживет максимум четыре месяца», стала обзванивать лучшие клиники Израиля и Франции, но все врачи в один голос твердили — в 80 лет пациент не выдержит тяжелую операцию.
В больнице Борис Петрович пролежал три месяца. Кстати, Даша там ни разу не появилась. А когда его в конце августа перевезли в Жаворонки, тут и нарисовалась...
Помню, звонит мне помощница Маша (она все это время не отходила от постели Бориса Петровича): «Елена Владимировна, приезжала Даша. Не одна, с мамой».
Две последние недели Даша с мамой зачастили в Жаворонки. Вели себя бесцеремонно: запирались в комнате Бориса Петровича и сидели там какое-то время. Маша пыталась объяснить гостям, что у больного строгий режим, но нарвалась на грубость. Мать Даши вдруг стала скандалить и оскорблять Машу: «А вы кто такая? Я сейчас милицию вызову!»
Как позже выяснилось из телепрограммы, Даша за закрытыми дверями делала снимки у постели отца. Мне непонятно, как можно фотографироваться на фоне совершенно беспомощного человека, да еще записывать на диктофон то, что он ей говорит, без его согласия?! А потом все это демонстрировать на публике! Не успели похоронить Бориса Петровича, как эти фотографии и диктофонная запись появились в различных ток-шоу как доказательство того, что они с отцом общались...
В очередной раз, когда Даша с матерью приехали на дачу, Маша перед их носом закрыла калитку. Дашина мать подняла шум, побежала к соседям: мол, смотрите, дочку к умирающему отцу не пускают! Маша, естественно, впустила их — ну что позориться перед людьми.
Через Машу я попросила обеих дам приехать в субботу, часам к пяти. Захожу в дом — их нет. Оказывается, они ждут на лавочке у ворот и настороженно смотрят на меня.
— Здравствуйте, вы, видимо, Даша?
— Да...
— А вас как зовут? — спросила я у матери Даши.
— Лида...
