— Я тоже.
Только это и спасло меня от скептического настроя ректора. Я оказалась на курсе Конского. Возможно, меня привлекла Светлана Леонидовна Собинова, она была у него педагогом. А Гончарова я боялась, он бы меня сломал. Когда кричат, я зажимаюсь.
Светлана Леонидовна потом признавалась, что два года я была вообще никакая. Пребывала в жутком состоянии: надо оправдывать свой приход в актерство, а я не знаю как, ничего в себе не чувствую, все гении, одна я бездарность. Григорий Григорьевич проявлял терпение. У меня были не самые дурные работы, но в горле все равно застревал ком. И только когда я начала выдыхать, стали лучше получаться роли. Все благодаря педагогической силе Конского. Без него я бы ничего не смогла.
— Ваши родители вас поддержали? Пытались вам как-то помочь подготовиться к прослушиваниям, турам?
— В тот момент они были, слава тебе господи, на гастролях и не сразу узнали, что я поступаю на актерский. Я не ставила их в известность, но, конечно, где-то они об этом догадывались. Программу я готовила самостоятельно. Однажды попробовала почитать Марии Осиповне Кнебель, народной артистке РСФСР, профессору ГИТИСа, поскольку у нас были замечательные отношения. Но по ее лицу поняла, что дело мое швах. Она ничего мне не готовила, только слушала. Как-то раз сказала: «Ну, нормально». Все! Я пошла прослушиваться. Позже выяснилось, что я читала прозу, которую на поступлении читали и мой отец, и моя мать. Это был гоголевский отрывок про Чичикова на балу. Меня вытащило, как мне кажется, только стихотворение, потому что я читала «Оду к зубной боли» Бернса. Вот про это я со своими плохими зубами знала все до мельчайших подробностей.
На последнем туре рядом сидели девочки, а прямо передо мной была статная студентка, рыжая, с зелеными глазами, она еще читала «Хозяйку Медной горы». Я все про себя поняла. Подумала: надо просто тихо уйти. Но рыжую педагоги так громили, так ее буквально разносили, что во мне затеплилась надежда: может, у меня еще есть какой-то шанс? Потом уже Конский велел: «Пойдешь на самое главное финальное прослушивание — читай своего Бернса». Так я и поступила.
