А вот кто действительно знал толк в жизни — так это Никита Михалков. Мы познакомились с ним, только когда он начал сниматься у меня в «Станционном смотрителе». Атмосфера на площадке была чудесной. Ни разу мы не назначали съемки в первую смену, только во вторую. Грим начинался в два часа, съемки — в четыре. В семь Никита говорил: «Нужно бы поправить грим». Мы с ним уходили с площадки, и он делал звонок в ресторан Дома кино администратору: «Смотри, как накроешь — черной икорки, только обязательно паюсной, в салат сыра потрешь, только не советского, а швейцарского. Нету швейцарского? Сгоняйте в «Елисеевский». И никакого майонеза. Обыкновенную сметану». Мы возвращались на площадку, и я говорил оператору: «Лень, давай мы завтра с этого места начнем. Сейчас уже семь часов». Калашников возмущался: «Куда ты собрался? Еще рано!» — «Лень, ну чего сейчас второпях? Наснимаем какой-нибудь ерунды...» И группа, наблюдая за нашим диалогом, начинала потихоньку собираться. А мы с Никитой ехали в ресторан.
Все вроде бы шло и хорошо, и весело, но Михалков всех пугал: «Вот вы увидите, как хреново все кончится. Меня заберут в армию». Но я не верил: «Да ладно, нашел дураков. Чтобы Михалкова в армию забрали с картины?» Но у Никиты — звериная интуиция. Его увезли в армию буквально со съемочной площадки. На грузовике. Часть его роли пришлось озвучивать Андрону Кончаловскому — у них с братом на удивление похожи и голоса, и интонации.
У «Станционного смотрителя» вообще удивительная судьба. Начальство его не принимало, он получил низшую третью категорию. Его даже на экраны не хотели выпускать. А потом позвонили мне домой: «Есть у тебя «Правда»? Да ты не там читаешь! Ты читай там, где Чили, только поправее». И я нашел небольшую заметку про то, что «Смотритель...» — это «победа советского киноискусства», потому что награжден на Венецианском фестивале «за выдающиеся художественные достоинства».
Как Абдулов рисковал навсегда поссориться с Янковским
Я уже довольно долго был режиссером, жил в Москве, снимал фильмы и, как вы поняли, бывал в престижных московских ресторанах. Но по какой-то непонятной причине до поры до времени не был знаком с Сашей Абдуловым. И вот наши пути наконец пересеклись. В ресторане Дома кино Саша присоединился к нашей компании. Почему-то у него был с собой торт в картонной коробке. В какой-то момент Саше показалось забавным крышку коробки надеть мне на голову. В этот момент я понял, что он нравится мне как артист и надо бы его снять в каком-нибудь фильме. Я как раз писал сценарий «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви».
В первый съемочный день Саша опоздал. Была у него такая неприятная особенность. Времени объяснять, в чем заключается его актерская задача, у меня не было. И я сказал: «Так. Ложись на пол и как младенец сучи ручками и ножками и кричи «У-а, у-а!» Он замечательно талантливо и смешно все это сделал. Иногда за Сашей хотелось просто ходить и снимать все, что он делает. Он непрерывно курил. А на площадке — моя трехлетняя дочка Анечка, игравшая ангела. И вот Абдулов к ней обратился: «Ничего, что я куру?» В ответ Анечка мило пожала плечами. Этот эпизод вошел в картину.
