Бурков работал все время слегка как бы пьяным. Не то чтобы он был сам по себе пьяница, просто осень выдалась ранней, в Подмосковье стоял холод. А он по роли в белом костюме постоянно в воде. Вода — семь градусов. То есть условия, можно сказать, опасные для жизни. Дополняло картину маслом то, что снимали мы не где-нибудь, а на территории туберкулезного санатория. Жорик острил: «Осторожно! Здесь в воздухе летают во-о-о-о-о-от такие палочки Коха». И широко разводил руки в стороны. Слегка выпив, вообще становился бесстрашен и неуязвим.
У Анатолия Дмитриевича Папанова тоже были сцены, когда его герой должен был входить в воду. Мы думали привлечь дублера. И вот тот, препираясь, зашел в воду на тридцать секунд, чтобы нам успеть прикинуть, как все будет во время съемок смотреться. А на следующий день на площадке дублер не появился — слег с воспалением легких. Мы не знали, что делать. И Папанов вздохнул: «В воду пойду я. Радости мне это не доставит. Но если надо, так надо». Снимали мы довольно долго. Когда Папанов вышел на сушу, я с ужасом спросил его: «Очень холодно?» — «Нет. Вот когда я залез в окоп в октябре 41-го и вылез в апреле 42-го — тогда было холодно». И тут я увидел, что у него нет части ступни. Оказывается, ему ампутировали ее то ли из-за обморожения, то ли из-за ранения. На этих ногах Папанов и дошел сначала до Берлина, а потом через все тернии до любимейшего артиста всего народа...
Мы с Анатолием Дмитриевичем регулярно наведывались в местный магазин в поселке Фирсановка. Папанов ходил в реквизиторской шубе в пол, а продавщица обыкновенно была в слегка грязном халате. Однажды у них состоялся забавный диалог: «Вот это что у вас за водка? Написано «Анисовая». — «Да». — «А сколько стоит эта водка?» Артисты ей давно примелькались, и продавщица их уже не воспринимала иначе, чем обычных покупателей. Поэтому привычно хамила, не понимая, что хамит Папанову: «Вы покупать будете? Или что?!» — «Я хочу узнать, сколько стоит, а потом уже решить. Так что же это за водка?» А рядом, упав головой в руки, стоит алкаш, уже совсем конченый. Тут алкаш заинтересованно поднимает голову: «Пруятная».
В Фирсановке мы изрядно оголодали. И когда нас после долгого отсутствия в Москве вызвали на «Мосфильм» посмотреть на первую порцию отснятого материала, кто-то предложил: «А давайте в «Арагви» заедем! Поедим в кои-то веки по-человечески». Ресторан открывался в одиннадцать, мы приехали раньше и какое-то время переминались у дверей. Когда нас впустили, мы сели за белоснежные накрахмаленные скатерти, и я стал заказывать: «Черная икра, масло, сациви, лобио, зелень, куриные потрошка, карские шашлычки, водка, боржоми, горячие лепешки...» Официант ушел, унес заказ, а потом вернулся с бутылкой боржоми, стал разливать его по хрустальным бокалам. И тут я ярко представил себе, что на столе уже есть все блюда, и... потерял сознание. Прибежал администратор, притащил нашатырь, собрался звонить в скорую, но кто-то самый разумный сказал: «Не надо скорую, он просто голодный был».
