В итоге долгов у нас накопилось какое-то неправдоподобное количество. Но потом нам ошаленно повезло: мы выиграли мотоцикл. Это была, правда, гениальная история! После моего дня рождения к нам в гости пришел Валера Рыжаков. Он был дико стеснительный и при любом волнении краснел. И тут он поздоровался и сделался просто весь алый: «Старик, извини, я тогда к тебе на день рождения пришел без подарка... вот зато теперь... Тоже не подарок, конечно, тоже фигня, но хоть что-то... Вот, я тебе дарю лотерейный билет автомотолотереи». Я понимаю, что человека нужно как-то утешить и успокоить: «Ну спасибо тебе, спасибо. Я запомню твой подарок. Кать, возьми билетик и куда-нибудь убери». С того момента прошел еще год. И к нам снова пришел Рыжаков по своим делам. Вдруг говорит: «Кстати, а вы не проверяли тот билет? Вроде был розыгрыш». — «Мы еще не проверяли, но мы проверим, обязательно, — утешаю я товарища. — Кать, найди билет! Мы Валерке дадим, пусть он сам его проверит и скажет». И начались просто немыслимые поиски. Мы перебрали всю нашу коммунальную квартиру, включая помойные ведра. В итоге Катя нашла билет у себя в косметичке, весь в карандаше и в помаде. И Валера тут же заставил нас идти покупать газету. Купили, Валера ее открыл. Что-то поискал глазами и превратился в соляной столб. У него такие живые реакции всегда, а здесь просто не узнать человека. Говорит: «Я тебе, оказывается, подарил мотоцикл «Иж Планета-2». С коляской...» От мотоцикла мы отказались, взяли деньгами. Потому что, вы уразумели, мы сами были в нечеловеческих долгах. А Валере мы купили в благодарность какие-то никому не нужные часы.
Как-то обживаться материальными благами я стал уже в одиночку, без Кати. В частности, въехал в собственную квартиру. Мне ее выбили — Ульянов и Тихонов. Мы все вместе ходили к партийному начальнику Москвы Гришину по этому поводу. Договорились встретиться у поста милиционера. Я пришел раньше, и милиционер мне все время говорил: «Отойдите, не стойте на проходе!» Ну, я сначала отойду, потом подберусь ближе и снова назад. Потом заходят Ульянов с Тихоновым — всему советскому народу они известны как Председатель и Штирлиц — и обращаются ко мне: «Ты извини, мы на 10 минут опоздали». И милиционера, который меня чуть ли не сапогами затаптывал, повело, его будто проткнули, как воздушный шарик. Ноги его не держали, он даже на стул присел...
Во время встречи с начальником Михаил Александрович Ульянов очень четко держался: «Значит, ему не положена квартира?» — «Нет, не положена». — «И вы, значит, ему не дадите квартиру?» — «Нет». — «Ну ладно, вы не дадите, так они дадут. Там, на Западе, дадут. Вот я сейчас вернулся из Парижа, мы возили его «Булычова...», так я своими глазами видел, как французская публика смотрит эту картину, как она ее принимает! Ну, вы не дадите, они дадут...» А Тихонов слушал все это молча и изредка кивал головой в знак согласия. Кажется, даже стеснялся. И все пытался как-то убрать с глаз московского начальника свою руку, где на каждом пальце было вытатуировано по букве. Вместе они складывались в слово из пяти букв: «Слава». Тихонов приобрел это украшение в родном Павловском Посаде. Это же он только выглядел как лорд, а сам окончил ремеслуху — ремесленное училище. А по поводу татуировки, когда я приставал, пояснял: «Трудная юность. Дурак».
