— Нет.
— Холера ясна, пошли в ресторан.
Он обо мне заботился, кормил, относился как к дочери. Родная дочь Эрика от певицы Рут Каминской жила в Польше. Если требовалось поклясться, Эдди Игнатьевич божился ею и мной — так любил.
Но эти чувства разделяли не все. Я с ходу ворвалась на эстраду, журналисты посвящали мне панегирики, что понятно: шестнадцатилетняя певица прекрасно себя проявляет. Но этого не пережила солистка оркестра Лариса Мондрус. Мы делили грим-уборную. Чего только я не наслушалась: уродина, шеи нет, голова вшита в плечи, рот кривой, глазки узкие, толстая, страшная! Издевалась надо мной по полной программе и даже хотела побить. Ответить ей я не могла, уходила в номер и плакала. Пожаловалась Рознеру — не помогло. Он знал о Ларисиных выходках, но не станет же ее увольнять.
Лариса хорошо пела и неплохо смотрелась со сцены. Особенно обожала крутиться перед зеркалом, кокетничать с музыкантами, когда ее муж Эгил Шварц уезжал в Ригу, где он учился в консерватории, сдавать экзамены. Эгил влюбился в Ларису, в тот момент оба работали в рижском оркестре. Его первая жена состояла в труппе оперного театра, родила девочку. Когда дочке исполнилось три месяца, Шварц ее бросил, ушел к Мондрус. Я его недолюбливала, говорила: «У него злое выражение лица». Оно отражало характер.
Рознер рассказывал: «Когда Эгил заходил в гостиничный номер, где работало радио, вещавшее на русском языке, сразу выдергивал вилку из розетки чуть ли не вместе с мясом». Эдди Игнатьевичу об этом докладывали. Рознер, напротив, любил Россию. Он покинул Германию в тридцатые годы, после того как его там сильно избили фашиствующие молодчики.
Забегая вперед, скажу, что Мондрус не пережила, когда я вышла замуж. Тромбонист Володя Богданов был красавчиком. Он однажды признался, что Лариса подбивала к нему клинья, когда приезжал на гастроли в Ригу с оркестром. Пришла в гостиницу, оставила записку, мол, хочу попасть на ваш концерт. Володя достал контрамарку, встретил ее, посадил, потом проводил до дома. Вот и вся любовь! Это было в самом начале нашей семейной жизни. Мы пересеклись с Мондрус в одном концерте на стадионе в Ростове-на-Дону. Лариса на меня буквально напала: «Как ты могла выйти замуж за этого русского лабуха?! Как такое позволили твои еврейские родители?!» Я расстроилась и пожаловалась Володе, тот не сдержался: «Вот мерзавка! А мне сказала «Как ты мог жениться на Бродской?! Ведь ты такой красивый! Она же уродина!»
Но хватит о завистниках! После одного из концертов Эдди Игнатьевич протянул мне записку: «Позвони этому композитору, он даст тебе песню». Поехала на Трубную площадь, вошла в длинный дом, поднялась на второй этаж. Дверь открыл высокий мужчина, сутулый как вопросительный знак, с роскошными черными усами. Это был Ян Абрамович Френкель. Как же обаятельно он улыбался! Позвал к роялю, сыграл «Любовь — кольцо», дал клавир. Дома папа поинтересовался:
